В Русском музее открылась выставка "Круг художников. 1926-1932", на которой впервые представлены 150 работ участников самой значительной художественной группировки Ленинграда, созданной в марте 1926 года выпускниками ВХУТЕИНа во главе с Вячеславом Пакулиным (1900-1951). На лучшей за несколько лет экспозиции музея побывал МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
Многие круговцы "прописаны" в учебниках по истории искусства, но "Круг" — братская могила "неизвестных солдат". Семеро известны лишь по именам, десять — по паре работ. Двоих расстреляли, десять погибли в блокаду. В 1960-х исчез архив "Круга". Сгинули в лагерях его покровители: выставлявший их в Русском музее Николай Пунин и приютивший их в Доме печати троцкист Николай Баскаков.
Выжившие — Алексей Пахомов, Георгий Траугот, Александр Ведерников, Герта Неменова, Александр Русаков — заняли почетное место на левом фланге Союза художников. Их считали негромкими поэтами города, сохранившими в лютые годы чисто живописную культуру. Потомкам это казалось победой искусства над идеологией, для них самих это было поражением: стремились-то они вовсе не к этому.
"Круг" претендовал на создание "стиля эпохи", "тематическое насыщение" формы актуальным содержанием. Они писали трактористок, цеха "Электросилы", "военизированный комсомол". Нет, конечно, и пейзажи тоже, и матерей с младенцами, и портреты — для души. Но право создавать стиль выиграли простые парни из АХРРа, третируемые "Кругом" за "литературщину". Дело даже не в "формализме" "Круга", хотя и в нем тоже. Революционные сцены Пакулина и Траугота были слишком обобщены: нервная, трепещущая живопись, видения абстрактного бунта. Ночные огни превращали трамвайную кондукторшу Александра Самохвалова в зеленоликое чудище; фары тракторов, освещающие "Ночной сев" Давида Загоскина, делали из колхозников какие-то запятые; упругий лимон нагло громоздился на газету, извещавшую о смерти Ленина, в "Траурном натюрморте" Малагиса.
Но главный грех "Круга": его "большой стиль" презирал "задушевность", востребованную бездушной эпохой. Художники слишком зорко и искренне воспроизвели ее истовый дух. Краснофлотцы и метростроевцы исполняли механический, совершенный и бесчеловечный балет, вальсируя с турбинами или винтовками. Комсомолки, как монахини, испепеляли несовершенный мир взглядом. Колхозники и слесари сверлили зрителей глазами, как на допросе. Трудно поверить, что все это писали люди, лица которых мы видим на портретах работы их коллег: в них слишком много растерянности, несвоевременности, что ли.
Стиля эпохи "Круг" не создал, зато создал ее бесспорный символ: нежная "Девушка в полосатой футболке" (1932) Александра Самохвалова вполне алогично стала ассоциироваться с белозубым поколением физкультурников и осоавиахимовцев 1930-х. Иконой стал камерный портрет, а вовсе не, скажем, "АНТ-20 'Максим Горький'" филоновца Василия Купцова, гимн самолету-гиганту. Но в мае 1935 года "Максим Горький" разбился во время демонстрационного полета, унеся десятки жизней, а в октябре выбросился в окно и сам художник, которого чекисты пытались завербовать в стукачи. Символично: ведь стиль эпохи в понимании "Круга" был такой же утопией, как и самый большой в мире самолет.