Расширение делением

Шеринговая экономика набирает обороты: по итогам нынешнего года ее оборот в мире достигнет $335 млрд, а через шесть лет может составить $1,8 трлн. По словам экспертов, в некоторых секторах Россия лидирует по росту оборотов — например в каршеринге. Сегодня делиться ресурсами все чаще начинают и компании, работающие в секторе b2b. В каком направлении в ближайшие годы будет развиваться шеринговая экономика, выясняла Вероника Абрамян.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Глобальный рынок шеринговой экономики, по оценке PwC, в 2025 году достигнет $335 млрд. Вадим Петров, заместитель директора Единого научного центра Минприроды России ВНИИ «Экология», считает, что сегодня можно с уверенностью говорить, что шеринговая экономика перестала быть нишевым экспериментом: ее глобальный оборот уже в 2024 году превысил $261 млрд и, судя по траектории совокупного среднегодового темпа роста свыше 30%, к 2031 году приблизится к $1,8 трлн. Локомотивы раннего цикла — каршеринг и краткосрочная аренда жилья — продолжают расти, но сегодня на первый план выходят более диверсифицированные форматы совместного использования ресурсов, формируя новую структуру рынка.

«В транспортном сегменте, что очень отрадно, наша страна демонстрирует одни из самых высоких темпов: выручка каршеринговых платформ подскочила с 44 млрд рублей в 2023-м до ожидаемых 234 млрд к 2028-му, что соответствует среднегодовому росту около 40%. Кикшеринг, пройдя фазу гиперэкспансии, только в 2024 году принес 31,2 млрд рублей, а по прогнозам достигнет 53,6 млрд к 2027-му, переходя от экстенсивной гонки за самокатами к монетизации поездок и региональной экспансии»,— рассказывает господин Петров.

По его словам, на глобальном уровне за рамками личной мобильности стремительно масштабируются shared micromobility ($2,15 млрд в 2024-м), краудшипинг — краудсорсинговые доставки ($12,5 млрд в 2023-м; прогноз — $37,5 млрд к 2032-му), а также онлайн-аренда одежды, где к 2029 году ожидается оборот свыше $1,1 млрд.

«Бурно растет рынок цифровых платформ по перераспределению пищевых излишков: капитализация приложений фудшеринга оценивается в $4,5 млрд. в 2024-м с прогнозом $13,2 млрд к 2034 году; крупнейшее приложение Too Good To Go насчитывает уже почти 100 млн пользователей в 18 странах. Формируется и новый пласт "энергетического шеринга": peer-to-peer microgrid-платформы тестируют модели обмена избытками солнечной и аккумуляторной энергии. В городской повестке популяризируются "библиотеки вещей" — tool-sharing пространства, которые заменяют индивидуальные покупки редкого инструмента и снижают спрос на металл и пластик»,— делится эксперт.

С точки зрения институциональной экономики драйвером выступило радикальное сокращение трансакционных издержек: цифровая идентификация, рейтинговые системы и смарт-контракты позволяют быстро перераспределять недоиспользуемые активы, тогда как традиционное право собственности эволюционирует к режиму «прав на временный доступ». Вся эта высокая сетевая активность порождает эффекты масштаба, но одновременно усиливает платформенную концентрацию и информационную асимметрию, ставя перед регуляторами задачи по защите конкуренции, данных и занятости.

Барьеры для роста

«Ключевые барьеры роста шеринговой экономики, с моей точки зрения, следующие. Неоднородность нормативной среды, дефицит страховых решений для совместно используемых активов, отсутствие единых методик оценки полного углеродного и ресурсного следа сервисов, а также социальное неприятие в перенасыщенных центрах мегаполисов. Тем не менее исследования оценки жизненного цикла показывают, что даже при учете "обратного эффекта спроса" совокупное снижение материалоемкости на единицу потребительской услуги в шеринговых моделях достигает рекордные 30–60% по сравнению с индивидуальным владением»,— отмечает господин Петров.

По его словам, связка с экологией и устойчивым развитием очевидна: механизмы совместного потребления прямо коррелируют с прогрессом по ряду целей устойчивого развития ООН (ЦУР). «Фудшеринг — чемпион по уменьшению пищевых отходов, одного из главных факторов эмиссии метана; онлайн-аренда одежды сдерживает водо- и углеродоемкость текстильной промышленности; tool-шеринг продлевает жизненный цикл оборудования, а p2p-энергосети ускоряют децентрализацию энергетики. Дополнительным экологическим эффектом становится оптимизация "пустого пробега" благодаря краудшипингу и интеграции пассажирских и грузовых потоков. Именно поэтому в ежегодном "Докладе о ЦУР — 2024" ООН подчеркивается, что расширение платформ, снижающих избыточное потребление,—один из немногих быстро масштабируемых путей закрыть инвестиционный разрыв в $4 трлн к 2030 году»,— обращает внимание господин Петров.

По мнению эксперта, переход на модели pay-per-use создает гибридные рабочие места, улучшает доступ малых предприятий к капиталу и оборудованию и, следовательно, поддерживает ЦУР о достойной занятости и экономическом росте.

«Что касается российской повестки, то майский указ определил семь национальных целей развития до 2036 года — от сохранения населения до технологического лидерства. Шеринговая экономика органично встраивается сразу в несколько целей устойчивого развития: "Экологическое благополучие", "Устойчивая и динамичная экономика", "Цифровая трансформация", "Комфортная и безопасная среда для жизни". Развитие кар- и кикшеринга улучшает транспортную связанность без расширения автопарка, сервисы совместного использования энергии и вещей повышают ресурсную эффективность, а цифровые платформы краудшипинга и фудшеринга стимулируют микропредпринимательство, повышая доходы домохозяйств и снижая барьеры для старта собственных проектов. Таким образом, совместное потребление становится не просто модным технологическим трендом, а одним из практических инструментов достижения национальных целей и ускоренного перехода к экономике замкнутого цикла. Я с уверенностью могу сказать, что переход от "владения" к "доступу" — это еще и ключ к сокращению экологического долга и повышению социальной инклюзии»,— рассуждает господин Петров.

Однако, замечает он, для сохранения положительного баланса необходимы адаптивные регуляторные «песочницы», унифицированные стандарты ESG-отчетности платформ, а также гибридные финансовые механизмы, привязывающие рост оценок компаний к их реальной ресурсной экономии. «В противном случае риски монополизации и очевидного гринвошинга могут нивелировать экологический и социально-экономический потенциал шерингового движения»,— предостерегает эксперт.

Петр Щербаченко доцент Финансового университета при Правительстве РФ, полагает, что основные технологические вызовы шеринговой экономики — это мошенничество (порча имущества, поддельные аккаунты), высокие затраты на интернет вещей (датчики, GPS, системы бронирования).

Анастасия Иванова, CEO Salesmates, считает, что государства пока не успевают за новыми моделями. Нет понятных налоговых режимов, страхования, юридических форм. Износ и логистика, проблемы с утилизацией, амортизацией и техническим обслуживанием — особенно в офлайн-моделях, по-прежнему являются серьезными преградами для развития шеринговой экономики. Мешает и поведение потребителей.

«В России до сих пор силен культ владения. "А вдруг мне не дадут?", "А кто этим пользовался до меня?"— это все реальные возражения. Многие шеринговые сервисы обрушаются не из-за экономики, а из-за плохого сервиса. Нет поддержки, нет доверия, нет повторных продаж. На мой взгляд, шеринговая экономика — не временный тренд, а новый формат операционной модели. Но это требует другой культуры и у потребителей, и у команд, которые строят такие бизнесы. Работают не те, кто повторил Uber, а те, кто решил конкретную боль клиента в конкретном контексте. Например, находит способ сдать дорогостоящее оборудование между заводами — или организует шеринг домашнего персонала в премиум-сегменте»,— рассуждает госпожа Иванова.

Первая волна

Сергей Федулов, директор по маркетингу Emet Law Firm, отмечает: «Шеринговая экономика сегодня ассоциируется прежде всего с транспортными решениями: с каршерингом, арендой самокатов и велосипедов. Эти направления популярны в мегаполисах, особенно среди молодежи. Наиболее активные пользователи — люди в возрасте от 24 до 40 лет. Их доля — 32% всех трат на самокаты. И это неудивительно: доступность высока, нет личных затрат на обслуживание, польза для экологии. В 2024 году количество поездок на средствах индивидуальной мобильности (СИМ) выросло на 30% к 2023 году. Число активных пользователей кикшеринга увеличилось на 67%. По данным сервиса Whoosh, за 2024 год число поездок на электросамокатах выросло на 44% по сравнению с 2023 годом и составило 149,7 млн. Каршерингом по оценкам пользуются около 3% населения. Растет длительность использования и дальность поездок. В 2021 году емкость российского рынка каршеринга составляла 32 млрд рублей, в 2023-м — 44 млрд. По некоторым оценкам, в 2028 году рынок может вырасти до пяти раз к 2021 году».

Госпожа Иванова, считает, что каршеринг и кикшеринг были «первыми волнами» и они уже превратились в рынок с конкуренцией, регуляторикой и выживающими на марже в 3–5%. «Сам принцип "платить не за владение, а за доступ" начинает проникать в новые сферы. Например, получает развитие промышленный и b2b-шеринг. Это и аренда производственных мощностей, и станков, и складов или лабораторного оборудования. Набирает распространение подписка на технику и электронику — от ноутбуков до кухонной техники»,— делится она.

Анастасия Опанасенко, ведущий исследователь Центра устойчивого развития Школы управления «Сколково», полагает, что новые ниши в шеринговой экономике появляются, в том числе, под влиянием молодых поколений — зумеров и альф. «Причем, что интересно, это результат двух разных трендов: с одной стороны, к ценностям новых поколений относятся экологичность, осознанность, а также удобство и доступность, с другой стороны — их покупательная способность часто ниже»,— говорит она.

По данным исследования Центра устойчивого развития «Сколково» «Молодое поколение как драйвер ESG-трансформации», 46% российских зумеров стремятся сокращать покупку новых вещей, 64% — дают вторую жизнь старым вещам (продают или отдают). «В целом выросшие на фоне серии глобальных кризисов, в постоянно меняющемся контексте, зумеры и альфы реже видят смысл в том, чтобы копить на крупные покупки (собственное жилье, автомобиль), и приоритизируют потребление "здесь и сейчас". Новые поколения меньше привязаны к месту, больше путешествуют и намного легче переезжают. В совокупности это рождает спрос на новые форматы потребления на самых разных рынках, от недвижимости до цифровых продуктов»,— отмечает госпожа Опанасенко.

К примеру, на рынке жилья появляется такой формат, как коливинг: совместное проживание людей со схожими интересами и ценностями в жилье с общими пространствами и совместными мероприятиями в общих жилых зонах (что породило волну шуток на тему «зумеры изобрели коммуналку»). Другие форматы — подписка на жилье (в рамках сети апартаментов и студий, расположенных в разных странах), актуальная для цифровых кочевников, или фракционное владение домами для отпуска, когда несколько человек покупают недвижимость (виллы, апартаменты у моря, загородные дома) в долях и используют ее по очереди, деля между собой расходы на содержание.

«Радикальные изменения претерпевает и рынок роскоши: для зумеров важен не столько статус владения продуктами, сколько гибкий доступ к ним и новый опыт — это рождает совершенно новые модели шеринга в люксовом сегменте: аренда предметов роскоши, подписки на дизайнерские вещи, долевые инвестиции в люксовые продукты, а также c2b2c-сервисы, позволяющие сдавать собственные люксовые вещи в аренду другим пользователям»,— говорит госпожа Опанасенко.

Андрей Лушников, председатель совета директоров ГК «Бестъ», считает, что шеринговая экономика позволяет использовать ресурсы в два раза эффективнее.

«Шеринг активно вошел в нашу жизнь, кроме привычных всем каршерингов и кикшерингов, в шеренге сегодня уже самолеты, яхты, дома. Но наиболее перспективное направление, на мой взгляд, это недвижимость. Мы уже привыкли к шерингу апартаментов, по сути, это и есть цивилизованный рынок шеринга недвижимости для жизни и отдыха, активно развивающийся в России и за рубежом. Следующим этапом станет развитие шеринга офисов, которому дало начало развитие коворкингов. Но до сих пор 11–27% рабочих мест в классических офисах пустует. У одних компаний возникает потребность в новых рабочих местах, а у других эти свободные места простаивают в офисе и требуют затрат на их содержание. Офисшеринг способен решить проблему нехватки офисных площадей и оптимизации затрат на содержание офисов с излишками рабочих мест»,— говорит он.

По данным экспертов шеринговой платформы «Арентер», на конец 2024 года объем рынка аренды вещей составил 4,5 млрд рублей в год и имеет потенциал к росту на 20–40% в год. По статистике «Арентера», в пятерку категорий вещей, которые арендуют чаще всего, входят приставки, клининг-оборудование, ноутбуки, DIY-электроинструменты и VR-устройства.

«Я бы сказал, что на фоне развитой каршеринговой и коворкинговой индустрии, которые прочно вошли в жизнь мегаполисов, развиваются и другие сегменты экономики совместного потребления, такие как коливинг и дресс-кроссинг. Хоумшеринг же получил импульс к развитию в последние годы благодаря росту внутреннего туризма»,— заключает генеральный директор Atomic Capital Александр Зайцев.