выставка живопись
В Русском музее открылась выставка "Круг художников. 1926-1932", на которой впервые представлены 150 работ участников самой значительной художественной группировки Ленинграда, созданной в марте 1926 года выпускниками ВХУТЕИНа во главе с Вячеславом Пакулиным (1900-1951). На лучшей за несколько лет экспозиции музея побывал МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
"Круг" был широк — полсотни художников. "Круг" был строг: коллективные обсуждения эскизов — это еще цветочки. Ягодки — создание в 1929 году бюро контроля идеологии, рассылавшего директивы. "Круг" отрицал "измы" — и украшал приглашения на выставки супрематической графикой. "Круг" "брал за основу реалистический метод" — и понимал его беспредельно: игрушечный примитивизм Алисы Порет, вполне себе соцреализм Петра Осолодкова, сезаннизм Владимира Малагиса, супрематизм Николая Емельянова, все версии экспрессионизма, "новая вещность" Виктории Белаковской. По большому счету это был прообраз очень плюралистического Союза художников.
Многие круговцы "прописаны" в учебниках по истории искусства, но "Круг" — братская могила "неизвестных солдат". Семеро известны лишь по именам, десять — по паре работ. Двоих расстреляли, десять погибли в блокаду. В 1960-х исчез архив "Круга". Сгинули в лагерях его покровители: выставлявший их в Русском музее Николай Пунин и приютивший их в Доме печати троцкист Николай Баскаков.
Выжившие — Алексей Пахомов, Георгий Траугот, Александр Ведерников, Герта Неменова, Александр Русаков — заняли почетное место на левом фланге Союза художников. Их считали негромкими поэтами города, сохранившими в лютые годы чисто живописную культуру. Потомкам это казалось победой искусства над идеологией, для них самих это было поражением: стремились-то они вовсе не к этому.
"Круг" претендовал на создание "стиля эпохи", "тематическое насыщение" формы актуальным содержанием. Они писали трактористок, цеха "Электросилы", "военизированный комсомол". Нет, конечно, и пейзажи тоже, и матерей с младенцами, и портреты — для души. Но право "создавать стиль" выиграли простые парни из АХРР, третируемые "Кругом" за "литературщину". Дело даже не в "формализме" "Круга", хотя и в нем тоже. Революционные сцены Пакулина и Траугота были слишком обобщены: нервная, трепещущая живопись, видения абстрактного бунта. Ночные огни превращали трамвайную кондукторшу Александра Самохвалова в зеленоликое чудище, фары тракторов, освещающие "Ночной сев" Давида Загоскина, делали из колхозников какие-то запятые, упругий лимон нагло громоздился на газету, извещавшую о смерти Ленина, в "Траурном натюрморте" Малагиса.
Но главный грех "Круга" — его "большой стиль" презирал "задушевность", востребованную бездушной эпохой. Художники слишком зорко и искренне воспроизвели ее истовый дух. Краснофлотцы и метростроевцы исполняли механический, совершенный и бесчеловечный балет, вальсируя с турбинами или винтовками. Комсомолки, как монахини, испепеляли несовершенный мир взглядом. Колхозники и слесари сверлили зрителей глазами, как на допросе. Трудно поверить, что все это писали люди, лица которых мы видим на портретах работы их коллег: в них слишком много растерянности, несвоевременности, что ли.
Стиля эпохи "Круг" не создал, зато создал ее бесспорный символ: нежная "Девушка в полосатой футболке" (1932) Александра Самохвалова вполне алогично стала ассоциироваться с белозубым поколением физкультурников и осоавиахимовцев 1930-х. Иконой стал камерный портрет, а вовсе не, скажем, "АНТ-20 'Максим Горький'" филоновца Василия Купцова, гимн самолету-гиганту. Но в мае 1935 года "Максим Горький" разбился во время демонстрационного полета, унеся десятки жизней, а в октябре выбросился из окна и сам художник, которого чекисты пытались завербовать в стукачи. Символично: ведь "стиль эпохи" в понимании "Круга" был такой же утопией, как и самый большой в мире самолет.