Пух нашего времени

Один из хедлайнеров сегодняшнего театрального процесса, Петр Шерешевский, полтора года назад ставший главрежем МТЮЗа, руководимого Генриеттой Яновской, выпустил свой первый детский спектакль — «Винни-Пух и все-все-все». В программке указано, что он рассчитан на «всех-всех-всех от 8 до 80 и старше». В злободневности историй про плюшевого мишку и его друзей убедилась Алла Шендерова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Мы начнем с середины… — с того места, где остановились»,— раздается с колосников меланхоличный голос режиссера Шерешевского. Лучше всего этот голос подошел бы для произнесения ремарок из чеховских пьес — вроде «слышится отдаленный звук, точно с неба, замирающий, печальный». Но оказывается, он хорош и для детской сказки, которая стараниями художницы Надежды Лопардиной разыгрывается во дворе большого панельного дома, стоящего буквой П. «Стены дома», точнее, фотообои с их изображением заменяют боковые кулисы и задник. Остальное пространство отдано типичной детской площадке спального района. Облупившаяся скамейка, песочница, горбатый мостик. В таких декорациях можно сыграть любую урбанистическую сагу конца XX — начала XХI века, от «Декалога» Кшиштофа Кесьлёвского до ранних рассказов Татьяны Толстой, любившей описывать бледных городских детей. В этот раз их заменяют игрушечные звери.

В прологе мы застаем медвежонка Винни (артист Дмитрий Агафонов в пальто и вязаной шапочке с круглыми ушами), Пятачка (Марина Зубанова в розовой куртке и вязаной шапочке-сеточке, тоже с ушками) и Кролика (затянутый в черное Сергей Волков напоминает рок-музыканта), как-то мертво застывших на скамейке. Так обычно выглядят забытые детьми игрушки. Мотором действия оказывается Кролик: он предлагает выкрасть из кармашка Кенги ее Крошку Ру и не отдавать до тех пор, пока Кенга не пообещает покинуть Зачарованный лес.

Семен Саксеев, постоянный соавтор Шерешевского, умеющий придать любой классике привкус сегодняшнего дня, выбрал из книги Алана Милна лишь несколько новелл — тех, что не совпадают со знаменитым мультфильмом Федора Хитрука. Саксеев следует переводу Бориса Заходера, но монолог Кролика звучит вполне актуально: «Мне вот что не нравится… Вот мы тут живем. Все мы. И вдруг мы просыпаемся и что мы видим?.. Мы видим незнакомое животное».

Сами не зная почему, плюшевые, как и живые, не любят мигрантов. Висящий над сценой большой экран позволяет разглядеть их вытаращенные глаза, выдающие изумление перед пришлой Кенгой, обладающей таинственным кармашком для детенышей.

Экран транслирует план операции, который Кролик пишет на листе бумаги с помощью ручки в форме морковки. Задумавшись, он принимается ее грызть.

ППК.ru (план похищения Крошки Ру) заставляет взрослую часть аудитории грохнуть от хохота, а совсем маленьких — разволноваться. Есть о чем: милейшая красавица Кенга (Полина Одинцова остроумно продолжает материнскую тему, начатую ею в «Кукольном доме» того же Шерешевского) просит копающуюся в песке Крошку Ру (Арина Борисова) прыгнуть в ее вязаную сумочку и отправиться домой. А пока Ру капризничает, коварный Кролик сам уже тянет лапы к малышке.

Похищение, конечно, кончится общей дружбой. Впрочем, как и другие новеллы, после каждой из которых грустный голос режиссера напомнит зрителям, что «всем было ужасно весело».

Что ж, у взрослых свой юмор. Вот, например, Кенга, когда Пух читает ей свои сопелки и вопилки, вдруг бросает прямо в зал: «Это что-то декадентское». Зал хохочет, узнав реплику Аркадиной и сцену из «Чайки». А вот одинокий старый Иа-Иа (Вячеслав Платонов) кидает перед собой гайку с бинтиком, взяв на себя обязанности проводника. Тем, кто подзабыл Тарковского, поможет экран с кадром из «Сталкера».

Для чего нужен весь этот постмодернизм? Вместе с азартной игрой артистов, дополненной драйвовой музыкой «Оркестра приватного танца», он создает продуманную до мелочей вселенную, в которую верят и маленькие, и большие. Можно хохотать от того, что длинные уши задаваки Кролика на крупном плане окажутся напяленными на голову колготками (художница по костюмам — Варвара Гурьева). Или умиляться, как точно Вадим Соснин в роли Тигры копирует повадки дурашливого, непомерно огромного котенка. Или думать о том, как зануда Иа-Иа и душнила Сова (Арина Нестерова) похожи на некоторых ваших знакомых.

Кроме всего этого, у нового спектакля ТЮЗа есть еще одно достоинство: он довольно точно рассказывает о вдохновении.

Дело в том, что у игрушек есть бог — его зовут Кристофер Робин. Как и положено богу, он невидим: иногда сверху раздается его голос, которому всегда предшествует аккорд из песни «Спят усталые игрушки», заменяющий псалмы. Смех-смехом, но надо видеть, каким огнем озаряются лица «игрушек». Как потрясенно застывает Винни, почувствовав, что Кристофер вдохнул в него нечто, из чего потом родятся стихи. Актер Дмитрий Агафонов читает знакомые строчки перевода Заходера, чуть окрашивая их интонациями Бродского. Но верится, что он сочинил их заново.

Алла Шендерова