фестиваль танец
В театре имени Моссовета в рамках Чеховского фестиваля, проходящего при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии и Экспобанка, начались шестидневные гастроли Вуппертальского танцтеатра Пины Бауш со спектаклем "Мазурка Фого". Два часа сорок минут отсидела ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Каждый, кто видел хотя бы один из "географических" спектаклей культовой хореографини, может считать, что посмотрел их все. Я видела пять и, в отличие от воодушевленных москвичей, особых иллюзий относительно лиссабонской "Мазурки Фого" не питала. Свой "дневник городов, пропущенных через сердце", Пина Бауш ведет с 1986 года, и все его страницы — Гонконг, Рим, Рио-де-Жанейро, Будапешт и еще пяток — похожи на поваренную книгу, посвященную различным способам приготовления одних и тех же спагетти.
Вот и "Мазурка Фого", поставленная девять лет назад по заказу всемирной выставки ЭКСПО-98 в Лиссабоне, отличается от уже знакомого москвичам "Мойщика окон", сделанного годом раньше по случаю присоединения Гонконга к Китаю, лишь детальками. Скажем, из дежурного списка музсопровождения (аргентинское танго, португальские фадо, американский джаз, латиноамериканские самбы-румбы) исчезли китайские сладкозвучные песни, зато прибавились бразильские барабаны. На Лиссабон, вероятно, был выделен и более скромный бюджет, чем на Гонконг,— так что сценограф Петер Пабст, великий выдумщик и постоянный соратник Пины Бауш, вынужден был притушить воображение, ограничившись суровой серой скалой на заднике, на которую проецировалось непременное видео.
В остальном все то же: в воду сольных танцевальных импровизаций засыпаются хрупкие скелетики комических сценок и приправляются нехитрым текстом (вежливые актеры Пины Бауш всегда играют на языке страны, в которой гастролируют). Все это равномерно перемешивается (так, сольных танцев не должно быть больше трех подряд, чтобы их однообразие не надоело публике) — и подается под соусом интеллектуальной игры.
Состав труппы Вуппертальского театра достаточно стабилен, а потому одни и те же актеры всегда танцуют примерно одно и то же. В особой чести интенсивные манипуляции корпусом и конечностями, изображающие творческое смятение и гражданскую несвободу: скажем, одна рука стремится ввысь, а другая прижимает ее к телу, или нога делает выпад вдаль, а кулак подсекает ее в колене, что приводит тело к прискорбному падению. Для женщин обязательны длинные волосы: во-первых, буйное встряхивание ими отвлекает от телесных несовершенств, во-вторых, придает особую страстность дамским монологам. И как всегда, из общей моторной массы своей осмысленностью, экзистенциальным одиночеством и простой человеческой тоской выделяются два пластических монолога Доминика Мерси — старейшего артиста Пины Бауш, участника ее великих спектаклей и представителя совсем иной телесной и духовной культуры.
Что же касается мизансцен, то в "Мазурке Фого" всегдашние аксессуары получили новое применение. Так, вставную челюсть, которую в гонконгском спектакле вынимали при прохождении через металлоискатель, теперь передают друг другу мужчина и женщина, чтобы откусить жесткое яблоко. С первым рядом зрителей заигрывает все та же артистка — только в "Мойщике окон" она сурово проверяла билеты, а теперь светски пожимает руки. Была и непременная полуобнаженная женщина на шпильках, на сей раз прикрытая воздушными шариками, которые лопались от сигарет поклонников, почти оголивших красотку. Была и обязательная ванна на колесиках — в пене мылась аппетитная мулатка вместе с обеденными тарелками. Оказался в спектакле и морж в натуральную величину, медленно проползающий по сцене на брюхе (говорят, для исполнения этой важной роли русского добровольца искали битую неделю),— и странность явления моржа в прибрежных водах Португалии была призвана подчеркнуть незаурядность восприятия мира Пиной Бауш. А главную мизансцену могут взять на вооружение любители веселых загородных вечеринок: в целлофановый рукав наливается несколько ведер воды, и по этому водному туннелю на пузе лихо проскальзывают довольные гости (в спектакле — дородные тетеньки в масках и ярких купальниках).
В этом вареве из "аншлаговых" хохм и патетических танцмонологов зрителя маринуют два часа сорок минут. Видимо, на такой длительности настаивали заказчики — самой-то хореографине хватило и первого акта. Во всяком случае, во втором отделении ее артисты (кроме умницы Мерси) исправно повторили свои соло из первого акта, дополнив их двумя новыми мизансценами. В первой они построили маленький фанерный домик — дискотеку и, укрывшись в нем, принялись радостно танцевать, продемонстрировав таким образом, что подлинное вдохновение требует изоляции от внешнего мира. Вторая мизансцена — проходка в подобии румбы — завершилась тем, что все парочки мирно полегли на сцене, а на видеопроекции распустились цветы, знаменуя расцвет всечеловеческой любви.
На бурные аплодисменты вышла сама Пина Бауш — все такая же худая, изможденная тяжестью своей миссии, все в том же обвисающем черном костюме, все с той же слабой улыбкой на бледном аскетичном лице философа — без малого сорок лет обожаемая интеллектуалами всего мира. Последние двадцать — за то, что она позволяет им без угрызений совести наслаждаться пошловатыми шуточками и цветочной банальностью.