«Важно сохранить баланс интересов населения и бизнеса»

Правительство уже несколько месяцев ищет подход к формированию перечня стратегически значимых лекарственных средств (СЗЛС), который устроил бы всех игроков фармацевтического рынка. Директор Института экономики здравоохранения НИУ ВШЭ Лариса Попович рассказывает о том, как можно было бы урегулировать разногласия, которые сохраняются у участников рынка и представителей регулирующих органов власти.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Лариса Дмитриевна, какие базовые принципы должны приниматься во внимание при включении лекарственных препаратов в список СЗЛС?

— Если буквально воспринимать ключевое слово в названии списка, то тогда, как мне представляется, стратегически значимыми для страны должны быть препараты, которые доступны для населения вне зависимости от любых внешних обстоятельств. В первую очередь это то, что необходимо при купировании экстренных ситуаций для больших категорий населения. Это могут быть противоинфекционные, противопаразитарные препараты, вакцинные средства, кровозаменители, физрастворы, широкая линейка обезболивающих, противошоковых, психиатрических и успокаивающих лекарственных средств. И производство этих препаратов действительно должно быть локализовано по полному циклу безотносительно возможных таможенных и трансграничных барьеров. Эти препараты должны быть в наличии в стране в обязательном порядке, это популяционная скорая помощь, если хотите. Поэтому и препараты этого списка должны быть сродни набору экстренных служб.

— А реально ли тогда построить СЗЛС на базе ЖНВЛП, где жизненно важные лекарства уже есть?

— Главное для СЗЛС — не стать вторым списком ЖНВЛП с размытым целевым назначением. Мы ведь не совсем ясно понимаем точное функциональное назначение списка ЖНВЛП. Если речь идет о перечне, необходимом для контроля за ценами, то почему бы его не построить по алфавиту? Ведь это было бы удобнее для пользователя. Однако мы используем АТХ-классификацию, значит, привязываем препараты к алгоритмам лечения. Но тогда он должен полностью соответствовать списку препаратов клинических рекомендаций. Так ли это? Анализ показывает, что нет. Кроме того, клинические рекомендации запаздывают в сравнении с развитием технологий, и новые препараты попадают в них позже, чем могли бы появиться в стране. Если ЖНВЛП — это ограничительный список для государственных закупок с учетом национального режима доступа, то зачем тогда нужен список СЗЛС? В рамках ЖНВЛП уже может происходить селекция препаратов для программ государственной поддержки полной локализации.

— А каков тогда реальный механизм включения в список ЖНВЛП?

— Сам по себе механизм включения препаратов в список вызывает много вопросов, в том числе странный порядок первоначального отбора их для представления на основе некоего «методологического качества» оформления документов. Да и само голосование комиссии на основе формально установленных баллов, в результате которого тысячи больных ограничиваются в доступе к инновационным средствам, которые могли бы улучшить или даже спасти их жизнь, лично мне представляется крайне странной практикой. Несмотря на то что я экономист, считаю, что ЖНВЛП — это не про деньги, это про жизнь. И не дело медиков рассуждать о суммах затрат, если технология позитивно влияет на здоровье населения, а значит, и социально-экономическое развитие страны. Вот источники и формы привлечения средств на покрытие затрат — это как раз дело экономистов и финансистов. Сейчас в мире уже разработаны разные финансовые схемы, обеспечивающие ранний доступ пациентов к жизненно важным технологиям. Нам нужно просто внимательно к ним присмотреться. Но и пересмотреть функционал и состав перечня ЖНВЛП тоже не помешает.

— Как трансформировался список ЖНВЛП?

— За годы существования списка в него вносилось столько изменений, что сейчас он уже не отражает своей изначальной сути. Вы говорите о логике? Скажите мне, пожалуйста, зачем нам в списке ЖНВЛП несколько десятков аналогов диклофенака, ибупрофена, кетопрофена? Зачем нам в этом списке более 30 описаний форм выпуска таблеток? Как говорят специалисты, там почти 60 молекул являются препаратами ОТС-сегмента, которые вряд ли можно считать относящимися к категории vital, жизненно важных. Одновременно при всей сложности включения препаратов в список исключение из него является еще более сложной задачей. За последние десять лет список достиг 887 позиций, при этом 255 были включены и только 32 изъяты. Во многом это происходит потому, что функционал ЖНВЛ размыт. Мы пытаемся одним списком решить много разных проблем. Поэтому и возникает вопрос о функциональном назначении и содержании списка СЗЛС. Нужны четкие критерии назначения этих двух списков, чтобы они не дублировали или не противоречили друг другу.

— Но для производителей отечественного рынка важно, чтобы приоритет при госзакупках получали отечественные препараты, произведенные по полному циклу. Что приоритетнее в долгосрочном горизонте — интересы пациента или интересы отрасли?

— Конечно, интересы пациента всегда превыше всего. По сути же, не так важно, откуда лекарство, главное, чтобы оно выполняло базовую функцию эффективной терапии. И это часть конституционных гарантий государства по отношению к своим гражданам. Другое дело, что мы должны и можем найти баланс между интересами пациента и развитием отрасли. Наша фармацевтика должна встать на ноги, и наши производители должны иметь возможность производить по полному циклу как можно больше препаратов, необходимых большей части населения. При этом нужно понимать, что полностью обеспечить всю потребность в лекарствах, особенно уникальных, инновационных, не может ни одна страна в мире. Но стремиться к развитию собственных разработок нужно.

— Что для этого требуется от регулятора?

— Для этого вполне возможно сформировать еще один список — лекарства приоритетов будущего, которые и будут получать максимально возможную поддержку государства в разработке и выведении на рынок. А искусственно ограничивать при закупках конкуренцию в сегменте рутинных препаратов, снижая их доступность для пациента,— это, как представляется, малопродуктивная тактика. Цены это не снизит, а недовольство населения повысит. Протекционизм на фармрынке очень важен, но не может идти в ущерб доступности лекарств для населения. В медицине ключевым в протекционизме является сохранение баланса интересов населения и бизнеса. Это моя личная точка зрения.

— А вы считаете, что долгосрочные прогнозы будущих приоритетов для лекарств, скажем, на десять лет вперед вообще возможны?

— Конечно, да. В этом и есть задача Минздрава. И если они не могут справиться с ней сами, необходимо найти сторонние организации, которые им помогут. Нужно обеспечивать появление эффективных инноваций в стране. Посмотрите на опыт Китая, например. Мало того что они шагнули далеко вперед, обогнав нас и преумножив тот опыт, который был еще в СССР в разработках новых молекул. Они упростили доступ к инновационной терапии, признавая клинические испытания других стран в случае отсутствия этнических особенностей. В итоге инновационная терапия там появляется с лагом три-четыре месяца после первой регистрации разработчиком где-то в мире.

— А что в Индии, кстати?

— Индия использует механизмы обратного инжиниринга и создает дешевые аналоги высокотехнологичных препаратов. Это ускоряет начало собственного производства аналогов препарата, вышедшего из-под патента, расширяет возможность улучшить жизнь миллионов людей и одновременно двигает вперед науку в стране.

— Но ведь здесь есть риск нарушения патентных прав? Что вы думаете о принудительном лицензировании?

— Государство имеет на это право, если поставщик злонамеренно отказывается выполнять свои обязанности по поставкам жизненно важных препаратов. Но в подавляющем большинстве случаев можно договориться с производителем в диалоге, поэтому важно, чтобы этот механизм не использовался как инструмент недобросовестной конкурентной борьбы. Уверена, что наш регулятор не пойдет по этому деструктивному пути, иначе глобальные игроки не будут заинтересованы поставлять нам инновационные препараты, без которых не могут обойтись наши пациенты. А рисковать жизнями пациентов никто не будет, я в этом уверена.

— Что же конкретно вы предлагаете?

— Необходимо искать гибкие пути учета интересов пациентов и производителей. Сделать доступным то, что может помочь, консолидируя все источники ресурсов, идущие на заботу о здоровье граждан. А их существенно больше, чем только бюджет системы здравоохранения. Переходить на разные модели оплаты за лекарства, на долгосрочные контракты с разделением рисков. Выбирать максимально эффективные технологии с учетом влияния на макроэкономические исходы, предусматривать в планировании средне- и долгосрочные прогнозы заболеваемости. Ведь именно в этом и состоит ценностно ориентированное здравоохранение. Главная ценность в нем — человек, главный инструмент — гибкая политика государства, обеспечивающая доступность необходимой человеку помощи.

— Чего вы ждете от предстоящего форума ПМЭФ в Санкт-Петербурге?

— Я не политик, мне сложно сказать, но должны быть найдены пути взаимодействия для привлечения частных инвестиций в фармацевтические разработки. Можно говорить о более тесном сотрудничестве отраслей, чтобы совместными усилиями решить задачи сырьевой обеспеченности фармацевтической промышленности. И если мы хотим оставаться в когорте ведущих разработчиков инновационных препаратов, мы должны укреплять сотрудничество с научными кругами стран БРИКС. Ожидаю соглашений о взаимодействии между Россией и зарубежными центрами разработок, ведь научный мир сохраняет связи независимо от внешних потрясений. Медицина всегда была и должна оставаться вне политики.