фестиваль театр
В Ганновере на международном театральном фестивале "Театрформен" (Ъ писал о нем 25 июня) показали сразу две оригинальные версии чеховского "Дядя Вани" — австрийскую и аргентинскую. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ сделал однозначный выбор в пользу латиноамериканцев.
Оба спектакля на фестивале играли в один вечер, предполагая, что два совершенно разных по жанру и способу освоения материала представления должны вступить друг с другом в некий забавный диалог. Собственно, венская независимая театральная группа Toxic Dreams своего "Дядю Ваню" и построила на диалогах — с московскими режиссерами и театральными критиками. Год назад режиссер спектакля Иоси Вануну приехал с актрисой Александрой Зоммерфельд и видеокамерой в Москву, чтобы отснять материал для проекта под названием "Ваня-1. Путешествие в страну реализма".
Конечный продукт представляет из себя видеоинсталляцию на трех стоящих на сцене экранах. Зрителям показывают фильм, состоящий из фрагментов упомянутых бесед с москвичами (среди которых режиссер Кирилл Серебренников, известный театральный фантазер Борис Юхананов, самый стойкий чеховед Татьяна Шах-Азизова и др.) и моноспектакля, который на фоне интерьеров и пейзажей чеховской усадьбы в Мелихове разыгрывает Александра Зоммерфельд. Московский люд что-то говорит о Чехове, а госпожа Зоммерфельд на крупных и общих планах шпарит текст пьесы "Дядя Ваня", причем сразу за всех персонажей. Иногда она еще и подыгрывает сама себе — поскольку все это время тоже сидит на сцене за ноутбуком.
Очевидно, господин Вануну хотел придумать нечто забавное, ироничное и очень современное — своего рода мультимедийную "новую реальность", возникающую из текста самой пьесы и из рефлексий на тему истории ее постановок. Что-то про феномен театрального реализма, про загадочную русскую душу и про жизнь великой пьесы. Получилось очень претенциозно и скучно. Актриса не так хороша, чтобы в одиночку сыграть за всех. Московские респонденты, вне зависимости от того, что именно они говорят, в этой нарезке-монтаже выглядят, мягко говоря, чудаками. Что касается самого "Дяди Вани", то текст пробалтывается настолько монотонно-бессмысленно, что непонятно, зачем он вообще тут нужен.
Несколько эпизодов, правда, смешны. Например, когда рисуют схему, пытаясь изобразить структуру чеховской скуки. Или момент, когда профессор Серебряков предлагает купить дачу в Финляндии. На экране вдруг появляется туристический рекламный ролик о Лапландии, а госпожа Зоммерфельд предлагает подумать, о том, чем уж так плоха дача в Финляндии. Ее обитатели, скорей всего, не пострадали бы от советского режима, их потомки сейчас были бы гражданами Евросоюза и жили бы в чистоте и достатке. В принципе подобного рода тупой рациональный анализ обстоятельств любой чеховской пьесы может оказаться занятным упражнением. Но венское "Путешествие в страну реализма" оказывается путешествием без направления, в общем, типичным венским шарлатанством.
Название аргентинского спектакля по пьесе "Дядя Ваня" вроде тоже не обещает ничего серьезного. На его афише стоит следующее: "...шпионит за женщиной, которая кончает с собой". Это одна из загадок режиссера из Буэнос-Айреса Даниэля Веронезе — вторая часть фразы неустановленного происхождения, первая часть коей несколько лет назад стала заголовком для спектакля по пьесе "Три сестры". Есть еще несколько загадок, которые отсылают к прошлым постановкам самого режиссера,— пару раз актеры вдруг начинают играть диалоги Соланж и Мадам из "Служанок" Жана Жене. А весь спектакль играется в декорациях, созданных для совсем другой постановки господина Веронезе, которая принесла ему большой успех. Видимо, в чеховскую пьесу они перекочевали как талисман.
Декорации — одно название. Тесная выгородка, угол между двумя стенами с двумя дверями, метров пять квадратных, вроде кухни в малогабаритной квартире. На этом пятачке актеры группы "Аванс продукционес" из Буэнос-Айреса и разыгрывают "Дядю Ваню" — темпераментно, но внимательно, быстро, но очень насыщенно по внутреннему действию, без сентиментальностей и психологических подробностей, но с точным пониманием каждого характера. Они не играют ни каких-то абстрактных "русских", ни людей из прошлого. Они не притягивают насильно Чехова к своей сегодняшней аргентинской жизни. Но лица любого из персонажей этого спектакля еще очень долго не забудешь.
Все они как-то очень не похожи на обычных "дядеваневцев": и невысокая Елена Андреевна в черном платье, и кроткая "старая галка" Марья Васильевна, и заплаканная Соня с цветком в волосах — чтобы Астров обратил внимание. Даниэль Веронезе не заботится о "реализме" — события происходят непрерывно, без деления на акты. Но в реальности сценической жизни не сомневаешься ни на секунду. Режиссер, как кажется, не думает и о каких-то формальных акцентах или символах. Но звук, с которым лоб обессилевшей, отчаявшейся Сони стукается о стол, в последнюю секунду спектакля слышится не меньшим символом, чем лопнувшая струна "Вишневого сада".