На фестивале "Звезды белых ночей" серию концертов, посвященных 125-летию Игоря Стравинского, продолжили финский дирижер Эса-Пекка Салонен, оркестр Мариинского театра и пианист Александр Торадзе. В концертном зале Мариинского театра их слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Начали, впрочем, не с сочинений классика XX века. Для "разогрева" перед исполнением музыки Стравинского финский дирижер предложил собственную "музыку для моего друга Валерия Гергиева" — девятиминутное оркестровое сочинение Helix. Пьеса финского маэстро структурно сопоставима с неким спиралевидным движением двух мотивов, которые, спотыкаясь и толкаясь друг о друга, карабкаются куда-то ввысь. И чувствовалось, что с каждым новым витком этим мотивам требуется расходовать все больше сил для восхождения, подключать новые оркестровые ресурсы и к финалу уже давить на "полный газ" взвинченным tutti. Осталось, однако, загадкой, к чему же именно возносилась эта музыка. Потому что на пике крайнего напряжения, когда все уже ревет и стонет, движение вдруг обрывается. И теперь сам понимай как хочешь. То ли композитор смоделировал таким образом идею безутешной тщеты всех земных поползновений, то ли, судя по посвящению Валерию Гергиеву, это своеобразный месседж коллеге: мол, куда ты, друг, несешься, вовлекая в свой истовый бег все больше залов и оркестров? В целом музыка у господина Салонена вышла крепкая и грамотная, как и должно быть у хорошего дирижера. Но при этом лишенная таких технологических "аномалий", которые обычно и создают индивидуальный авторский композиторский почерк.
После исполнения Helix к оркестру присоединился пианист Александр Торадзе, приглашенный для исполнения двух опусов Игоря Стравинского: Концерта для фортепиано и духовых инструментов (1923-1924) и Каприччио для фортепиано с оркестром (1928-1929). Сыграл он все это очень азартно. И даже в одном месте "сымпровизировал" текст Стравинского. Впрочем эти добавленные пианистом "от себя", видимо в исполнительском запале, два такта не повредили партитуре Стравинского. Если гастрономические сравнения позволительны, то дуэт господ Салонена и Торадзе — это ледяная финская водка с обжигающим грузинским перцем. И в таком сочетании они виртуозно расправились с неоклассицистской музыкой Стравинского.
Завершил концерт финский маэстро сюитой из балета "Жар-птица". Впервые за последние годы я услышал эту музыку не как идиллическую сказочку, а как жесткую модернистскую браваду молодого амбициозного автора. Известно, что Стравинский получил заказ на "Жар-птицу" от Дягилева, когда великий импресарио устал ждать партитуру от Алексея Лядова — композитора уникального не только своим новаторским языком, но и крайней медлительностью. Стравинскому неожиданно выпал шанс экспонировать в большом сочинении все свои задиристые новации, которые в предыдущих опусах он впрыскивал по толике. Этим шансом композитор воспользовался блестяще. У нас же долгое время было принято играть "Жар-птицу" так же, как поздние оперы Римского-Корсакова, — с трепетной романтической благодатью. А Эса-Пекка Салонен показал, что понимает интенции Стравинского как часть навалившегося на Европу в начале ХХ века нового времени, где сказки сменялись утопиями. Дирижер исполнил сюиту "бесчеловечно". Ритмично, без намека на романтическую студенистость: никаких "вздохов-выдохов" во фразировке, прозрачная артикуляция, слегка осаждаемые кульминации. У него жар этой "Птицы" уже не обжигает, но производит тепло.