концерт опера
Московская филармония закрыла сезон концертом из своего абонемента "Звезды мировой оперы в Москве". На сцене зала им. Чайковского представила программу из французской оперной музыки молодая певица из Швеции Катарина Карнеус, находящаяся сейчас на взлете международной карьеры. Ее выступление, как показалось СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ, удачно продолжило череду выступавших за последнее время в Москве эффектных меццо-сопрано новейшей формации.
В самом деле, сопоставление напрашивается само собой: легкое меццо госпожи Карнеус, точное, умное и с отличными возможностями в смысле колоратуры, самым естественным образом заставляло вспомнить об итальянке Анне Бонитатибус, спевшей в столице главные партии в "Орфее и Эвридике" Глюка и "Золушке" Россини, или об американке Джойс ди Донато, в том же филармоническом абонементе исполнявшей Генделя, Моцарта и того же Россини.
Отличия все же есть, и главное — неожиданно просторный репертуар, с которым певица предпочитает иметь дело. Такому голосу вроде бы должно быть вполне комфортно и на отрезке между Генделем и Россини; этому периоду Катарина Карнеус отдает должное, но с не меньшим энтузиазмом поет, скажем, и Рихарда Штрауса, и Равеля, и Берга. И Вагнера — петь Брангену в "Тристане и Изольде" на Глайндборнском фестивале певица отправилась чуть ли что не прямо из Москвы. А непосредственно перед визитом в Россию она записывала в родном Стокгольме вокальные циклы Малера. Если учитывать, что в Москве Катарина Карнеус пела не очень монтирующийся что с Малером, что с Вагнером французский репертуар (Берлиоз, Гуно, Бизе), дополнив его в бисах шлягерами Моцарта (романс Керубино) и Россини ("Una voce poco fa" Розины), то представление о степени гибкости и разносторонности певицы становится исчерпывающим.
В стихии французской оперы XIX века (которая не всем исполнителям дается так уж легко) вокалистка чувствует себя совершенно привольно: у нее отменно ясное чувство стиля, отточенный вкус и превосходная артикуляция. Сам голос ее не очень велик, однако звучит действительно светло, звонко, с легкими, чистыми и почти сопрановыми верхами; и насыщенность, и плотность в нем присутствуют, но от густоты и жирности меццо остается весьма далеким.
Такая камерно-интеллектуальная окраска менее удачно ложилась на программу второго отделения — арию Маргариты из "Осуждения Фауста" Берлиоза, куплеты Зибеля из "Фауста" Гуно, "Хабанеру" и "Сегидилью" из "Кармен" Бизе. Безупречно исполненная в чисто вокальном смысле, эта оперная музыка в исполнении Катарины Карнеус проигрывала в смысле сценичности и драматической убедительности. И в этом отношении, как ни странно, даже более выигрышным оказалось первое отделение, где звучало сочинение, написанное вовсе не для оперной сцены и, казалось бы, насквозь условное,— "Смерть Клеопатры" Берлиоза, драматическая сцена, написанная композитором, по существу, в качестве конкурсной работы на соискание Римской премии.
Довольно-таки книжные страдания египетской царицы, оплакивающей неудавшуюся жизнь, смерть обоих возлюбленных и собственный позор, Катарина Карнеус представила, не пережимая в смысле эмоционального напора, но все же создала на редкость сильный, благородный и запоминающийся образ. Причем создала в большей степени оттенками голоса, чем жестикуляцией; скорее собственной музыкальностью, чем прямолинейным актерством. Оказывается, этого достаточно, чтобы и Клеопатра из редко исполняемой кантаты показалась ничуть не менее интересной и живой героиней, чем сама Кармен.