Академики рисуются прошлым

"250 лет Российской академии художеств" в Манеже

выставка юбилей

В Манеже открылась выставка к 250-летию Российской академии художеств (РАХ). Самое помпезное мероприятие в юбилейной программе посетила АННА Ъ-ТОЛСТОВА.

Для скептиков сразу скажем: в случае с Академией художеств дата взаправдашняя, историческая, что выгодно выделяет этот юбилей на общем фоне непрекращающихся празднований непонятно чего, вроде мистического 1000-летия Казани. Петербургскую академию художеств основала — с подачи своего фаворита, эстета и интеллектуала графа Ивана Шувалова — императрица Елизавета Петровна в 1757 году. Этим государыня Елизавета, правда, изрядно насолила своей преемнице — государыне Екатерине, которая как просвещенная монархиня, Минерва на русском троне тоже была бы не прочь открыть академию, но опоздала. Пришлось ограничиться реорганизацией и дарованием академии устава в 1763 году. Это значит, что юбилей можно будет по новой отпраздновать через шесть лет. Тем более что РАХ к тому времени, похоже, сильно изменится. А не изменится, так умрет — другого пути у нее нет. Об этом очень ясно говорит выставка, занявшая оба этажа Манежа и сделанная с гигантоманией, свойственной нынешнему президенту РАХ Зурабу Церетели.

Картины, рисунки, статуи, архитектурные модели, театральные декорации, эстампы — сколько всего этого ни собери, а полно описать роль и место академии в отечественной истории искусства не удастся. Поскольку Академия художеств с самого своего основания и до начала XX века — по большому счету и есть та самая история. Историю эту в черно-белом графическом варианте скороговоркой рассказывают в цокольном зале Манежа, куда свезли материалы из Научно-исследовательского музея и Научной библиотеки РАХ в Петербурге. Вот десяток этюдов обнаженных натурщиков, потому что рисунок с обнаженной натуры всегда был краеугольным камнем академической дисциплины. Вот пошли гравюры со старых мастеров, потому что копирование было основой основ премудрости академизма. Вот офорты Джованни Баттисты Пиранези с руинами Рима, потому что прекрасная античность — вечный стимул академической мысли. И наконец, академическая летопись в фотографиях за полтора века, с середины XIX по конец XX века.

Здание на набережной Невы со сфинксами. Профессора-передвижники, потеснившие ретроградов-академистов, в окружении восторженных учеников. Профессора-мирискусники, потеснившие ретроградов-передвижников. Первые женщины-натурщицы, допущенные позировать в академии. Первые женщины-художницы, допущенные в академию учиться. Авангардисты, пришедшие сюда вместе с Октябрьской революцией,— по лицам и нарядам студентов видно, как в классах уже не академии, а Государственных свободных художественных мастерских стало легче и свободнее дышать.

Этот период, увы, длился недолго: потом были соцреалистическая революция, бесконечные реорганизации, война и блокадный мор, унесшие добрую половину преподавателей, образование Академии художеств СССР и перевод ее в Москву, заседания, сессии, конференции. Параллельно развивалась другая история: авангарда, андеграунда, доносов, запретов, расстрелов — она сюда практически не попадает. Разве что профессор-неоклассик Василий Шухаев с учениками — снимок 1936-го: через год он будет арестован как шпион, десять лет в Магадане, остальные — в Тбилиси: чуть ли не у него теперешний президент РАХ и учился.

К Шухаеву бы и подверстать настоящую академическую историю — историю преемственности и традиций в художественном образовании, о которых обычно кричат академики, когда поливают современное искусство своим праведным гневом. Для этого из петербургского Музея Академии художеств и привезли десятки картин, гравюр и даже архитектурных макетов — вплоть до на ладан дышащей от постоянных гастролей растреллиевской модели Смольного монастыря. Портреты профессоров и президентов академии, копии с рафаэлевых фресок, студенческие работы Карла Брюллова и Исаака Левитана, бесконечно дорогие нам ошибки будущих гениев в перспективе и анатомии. Однако эта милая экспозиция в центре основного этажа Манежа резко обрывается на предреволюционных годах. Никакого сталинского соцреализма, хрущевского "сурового стиля", брежневского "левого МОСХа" — с флангов историческую часть окружает современное творчество академиков.

Похоже, этот современный финал задумывался как зал славы академии эпохи Церетели, а получилось — как прозекторская. Как будто бы машина времени перенесла вас в золотые 70-е, только вместо ностальгии накатывает удушающий запах мертвечины. Запах, кажется, пронял и самих академиков. На вернисаже убеленные сединами и увешанные орденами старцы почему-то вдруг как один заговорили о том, что академия должна обновляться и расширяться. То, что она расширяется, видно по выставке: между лаковых картин Александра Шилова и жутковатых статуй Александра Рукавишникова висят "одалиски" главной феминистки-исламистки современного искусства, а с недавних пор и академика РАХ Айдан Салаховой.

Это, видимо, первая ласточка. Как рассказал Ъ комиссар Московской биеннале современного искусства Иосиф Бакштейн, в академии собираются открывать что-то вроде отделения современного искусства — ему уже сделали лестное предложение об академическом членстве, а лет через пять, глядишь, в членах-корреспондентах будут значиться Олег Кулик с "Синими носами". Забавная выходит история. Вообще-то искусство, создающееся сегодня, может быть только современным. Когда в 1757 году Елизавета Петровна учреждала для своих придворных нужд академию, она от нее никакого другого искусства, кроме современного, не хотела. Открытием отделения современного искусства нынешняя академия как бы расписывается в том, что сейчас она сама к искусству не имеет отношения. Что, впрочем, ей и так удалось доказать своей юбилейной выставкой.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...