премьера
Вчера в Театре имени Ивана Франко сыграли премьеру спектакля "Маленькие семейные преступления". Пьесу Эрика-Эмманюэля Шмитта о смерти детектива постановщик Кшиштоф Занусси превратил в философский трактат о притворстве — в супружеской жизни и на сцене.
Говорить о спектакле "Маленькие семейные преступления" без затертой фразы "обречен на успех" почти невозможно. Первая и самая очевидная причина — участие Кшиштофа Занусси, все-таки поддавшегося на уговоры Богдана Ступки и выделившего в своем плотном графике две недели для репетиций с киевскими актерами (к слову, большая часть репетиций проходила в Польше, в доме самого режиссера, и только за несколько дней до премьеры почти готовый спектакль перенесли наконец на сцену). Еще одну составляющую успеха обеспечил дуэт Ирины Дорошенко и Алексея Богдановича — нужно совсем немного времени, чтобы спектакль по-настоящему задышал и рисунок каждой роли окончательно проявился, и без комплиментарных эпитетов в адрес обоих актеров тогда уже точно не обойдется. Наконец, самая главная причина — виртуозный текст Эрика-Эмманюэля Шмитта, так что как минимум за то, что Кшиштоф Занусси открыл эту пьесу для украинского театра, ему стоит сказать спасибо.
Не в обиду постановщику, исполнителям, композитору Войчеху Киляру и художнику Еве Старовейской, но ходить на "Маленькие семейные преступления" имеет смысл не на Занусси, Богдановича или Киляра, а прежде всего на Шмитта. Пьеса совершенна в своей простоте и многомерности. В течение двух с половиной часов двое, он и она, занимаются тем, чем занимаются все супружеские пары на свете после пятнадцати лет совместной жизни — выясняют отношения. Все было бы вполне невинно и напоминало сотни пьес на ту же тему, если бы автор попутно не вел собственную сюжетную линию — не выяснял отношения с литературой. Разные части разговора строятся то как психологическая драма, то как сцены, заимствованные из театра абсурда, то как эпизоды детектива. Пожалуй что с детективом у спектакля самая тесная связь (вдобавок уже на десятой минуте зритель узнает, что и сам герой — автор криминального чтива, а "Маленькие семейные преступления" — роман его собственного сочинения). Только у Шмитта это, скорее, детектив наизнанку, детектив о невозможности детектива, о том, что все на самом деле устроено гораздо сложнее, чем история с одним злодеем, одним мотивом и одной жертвой.
В семейных перебранках есть правда мужская и женская, в литературе и в театре ничто не мешает соседствовать правде бытовой драмы и правде модернизма. Уютно и определенно бывает только в мире под обложкой детектива — ужас реальной жизни, по Шмитту, как раз в обилии возможностей, которые нам предоставляются. Стоит любому, как герою Алексея Богдановича, потерять память или притвориться потерявшим память, и перед ним — неисчерпаемый набор сюжетов, что-то вроде гигантской костюмерной, где можно подобрать себе прошлое по вкусу, примерить одежды бабника, убийцы, святого.
Там, где много правд, не очень понятно, как они переключаются и что такое в действительности ложь. Герои спектакля на каждом следующем витке своего бесконечного разговора делают еще одну попытку избавиться от притворства, как будто раз за разом отрывают еще по одному капустному листу, так и не разобравшись к финалу, куда подевалась кочерыжка. Собственно, в этом и заключается логика каждой роли — за два часа проделать путь от правдоподобно разыгранного притворства (реплики первых сцен оба произносят отстраненно, как бы не совпадая с собственным текстом) до той степени искренности, на какую он и она оказываются способны. Получился, помимо прочего, спектакль еще и о границах театра, о пределах самого лицедейства (притворяющимся актерам по возможности нефальшиво нужно сыграть притворяющихся друг перед другом супругов). В общую игру на пределе вовлечен и постановщик: у Кшиштофа Занусси в этой работе нет ни фиксированных мизансцен, ни эффектных деталей; движения, интонации — все отдано на откуп актерам, так что в итоге создается иллюзия абсолютного режиссерского невмешательства, сгорания на сцене "самой жизни". В которой, как и следовало доказать, все счастливые семьи несчастливы по-своему.