«Урал — это граница между Азией, где завтрашний день, и Европой, где вчерашний»

В рамках всероссийского финансового форума «Финмаркет», который в третий раз прошел в Екатеринбурге с 14 по 15 мая, ИД «Коммерсантъ-Урал» провел серию интервью «Курс на финансы». О потенциале Екатеринбурга для релокации иностранцев, менталитете русского бизнеса и цифровых инструментах, которые трансформируют экономику, рассказал основатель и владелец консалтинговой компании Macroscope Consulting Гарретт Мартин Джонстон.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Господин Джонстон, рады приветствовать вас в Екатеринбурге. Как вам город? Что понравилось больше всего?

— Если честно, я ничего не видел пока еще. Мой путь между залом прилета и гостиничным номером занял примерно 100 или 200 метров.

Но у меня есть приятель, он швед по паспорту. Он помогает иностранным гражданам с релокацией в Россию. Таких не то чтобы много в глобальном масштабе, но их достаточно, и его телефон звонит с утра до вечера. Он утверждает, что сейчас центр экономической тяжести переходит в сторону Тихоокеанского региона.

Однако в Китай или Индию многие не спешат переезжать — слишком другая культура. А вот Россия — это европейская страна, которая выходит в Тихоокеанское пространство. То есть это локомотив Европы, по сути, на Восток, в Азию.

И многие знают, что в России очень безопасно. Многие знают, что в России культивируются традиционные ценности. Да, многим у нас это не нравится, но также многим у нас это нравится. Многие понимают, что Россия, в хорошем смысле этого слова, — это экономический монстр, еще немножко спящий, но он пробуждается.

И вот я спрашиваю своего приятеля, куда он советует переезжать, к примеру, молодым семьям с детьми. И он рекомендует не Москву и не Питер, а именно Екатеринбург. Почему? Потому что по российским рейтингам, это самое лучшее сочетание стоимости жилья, инфраструктуры, наличия рабочих мест, образования и безопасности. Это промышленный центр, промышленное сердце России.

Урал — это граница между Азией, где завтрашний день, и Европой, где день вчерашний. Екатеринбург привлекает. Город стал брендом, который имеет вес, в том числе и на Западе.

— Чем построение бизнеса в России отличается от того, как это делается на Западе?

— Есть несколько отличий. Политический строй в Российской Федерации сформировался в 1991 году вместе с интернетом. Россия — это a child of internet — дитя интернета. Бизнес здесь родился цифровым, и это чувствуется. Бизнесмены в России на порядок лучше разбираются в технологических вопросах.

Россия производит больше инженеров каждый год, чем США. Да, самые лучшие университеты остаются в США, но они выпускают крошечный процент американцев-инженеров. Талантливый китаец, сингапурец, индус рассматривает MIT, Стэнфорд, Оксфорд, Кембридж. МГТУ им. Н.Э. Баумана пока нет. Но это вопрос времени.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Возможен ли обратный отток инженеров из западных стран в Россию?

— Я думаю, что да. Есть факторы, которые толкают людей оттуда-сюда — push-факторы. А есть pull-факторы — факторы, которые притягивают сюда.

О том, что отталкивает, экономист Михаил Хазин говорил в своей речи (в рамках «Финмаркета».— "Ъ-Урал"). На Западе мы в двух-трех месяцах от краха. Мы — банкроты. В США обслуживание федерального долга жрет больше денег каждый год, чем остальные статьи бюджета, кроме оборонки и здравоохранения. Это еще при низких процентах. А их хотят повышать. Это not sustainable — неустойчиво.

В Европе еще хуже. Потому что у американцев хотя бы есть свои энергоресурсы, есть крупные бренды, есть большая военная сила. А у европейцев критическая зависимость от экспорта. Если исключить маленькую Норвегию, у нас нет своих энергоресурсов, нет единой военной силы.

Складывается экономическая ситуация в Европе и Америке, при которой очень много людей, которые уехали из России, будут возвращаться. Не потому что они хотят вернуться, а потому что на Западе делать нечего.

А теперь факторы, которые притягивают сюда. Это, конечно, экономический рост, перспективы развития. Чем российские бизнесмены отличаются от западных. Первое — это технологичность. Второе — антихрупкость. Если бы на Великобританию упало даже 5% тех санкций, которые упали на Россию, вся Британия легла бы. Потому что у нас принцип планирования just in time (точно в срок; JIT — система управления производственными процессами и логистикой, основанная на минимизации запасов и создании эффективных цепочек поставок.— "Ъ-Урал").

У нас нулевые складские запасы, потому что за рулем финансисты. А в России за рулем инженеры, которые планируют запас, мыслят как технологи. Российские бизнесмены видели лихие 90-е, 1998-й год, потом 2008-й, 2014-й, 2022-й. Они прожили этот ядерный огонь. И они живые. Наши не готовы. А сейчас будет очень турбулентная ситуация во всем мире.

— Если эта турбулентная ситуация наступает, как России получить свой кусок пирога?

— Кризис — это время возможностей. Но, вы знаете... Я бы лучше мыслил не о том, как каждому получить свой кусок пирога, а как сделать пирог гораздо больше. Потому что, как американцы поняли после Великой Отечественной войны — нужно финансировать своих покупателей. Иначе их не будет.

России было бы лучше, если бы Запад рос быстрее и Китай рос быстрее. Всем будет лучше.

Есть богатые США, есть бедная Латинская Америка, есть богатая Европа и бедная Африка, есть богатый Китай и бедная Индонезия. Я думаю, что очень большой темой следующих 20–30 лет это будет что-то типа плана Маршалла для Латинской Америки, для Африки. То есть план, который предполагает финансирование роста развития экономик для следующих миллиардов потребителей.

— Говоря о финансировании и дешевых деньгах, мы не можем обойти сегодняшние реалии. В России сейчас ставки довольно заградительные. В Турции ставки уже несколько месяцев держатся в районе 50%. В Штатах ситуация чуть лучше. Однако самое дешевое финансирование сейчас для бизнеса в Китае — всего 4%. Как в этих условиях сделать кусок пирога больше, если мы говорим об условиях для увеличения финансирования?

— Я думаю, что высокие ставки в России, это отражение военного положения. Высокие проценты можно назвать финансовым ПВО, в каком-то смысле принудительным. Опять же Михаил Хазин высказал мнение, что мы приближаемся к сугубо политическому решению: будет ли двухконтурная экономика в России, как в СССР, где денежная эмиссия делается специально для того, чтобы поддержать целые отрасли?

Вместе с этим власти приняли законы о разных финансовых инструментах. Я видел, какие есть возможности финансирования предприятий, минуя классическую банковскую систему. Например, запуск криптоактивов, которые дают возможность инвестору получить деньги не от всей компании, а от какого-то лимитированного ее куска как от актива, который сидит на блокчейне.

Это как если у тебя есть дом и ты можешь сдавать крышу сотовым операторам под антенное устройство и назвать это активом крыши на блокчейне.

Появление таких инструментов может снизить влияние ключевой ставки для экономики. Сейчас в России западная экономическая система, но мы увидим не просто более низкие процентные ставки, мы увидим другое понимание, что такое деньги, что такое стоимость денег, что такое соотношение денег и времени. Я думаю, в России будут запущены изобретательные, инновационные, вообще новые экономические инструменты, которых на Западе не было.

— Ключевая история в бизнесе — создание добавочной стоимости. Почему американская или англосаксонская модель успешно с этой историей работает, а российская если и сдвинулась с мертвой точки, то пока не может догнать?

— У нас, англосаксов, гораздо больше фокус на клиента. Не в плане качества клиентского сервиса. Например, у лучших китайских, западных компаний есть не просто логистика для бизнеса, есть логистика для конкретных производителей. В России все обобщено, это не внушает доверия. Если я российский производитель вина и со мной разговаривает Иван из Санкт-Петербурга, у кого есть B2B предложение, а потом Чарли, который переехал из Чикаго и повторяет со всеми плюсами и минусами свой американский опыт. Он говорит, у меня есть предложение именно для вина и показывает, что разбирается в этом винном бизнесе. При сравнимых ценах я буду работать с Чарли.

И вот чего не хватает в России. Не клиентского сервиса. А глубокой специализации, то есть это готовности бизнеса надеть ботинки своего заказчика.

— Это принцип follow the money (следуй за деньгами.— "Ъ-Урал"), да?

— Это принцип follow the customer (следуй за клиентом.— "Ъ-Урал"), а не follow the money. Потому что не каждый заказчик успешный.

Что хорошо с Чарли? Если я винный производитель, Чарли приезжает как логист, смотрит бизнес и говорит, у тебя здесь проблема, здесь неэффективно. Иван из Санкт-Петербурга не может сказать, что у меня что-то не так, потому что он не понимает винного бизнеса. Мы не говорим что он плохой, при этом он может быть очень профессиональным в логистике. Российский бизнес должен это развивать.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Обучаться бизнес-процессам и создавать кастомные предложения под конкретный бизнес?

— Под конкретную отрасль хотя бы. Иногда в России эти отраслевые компетенции есть, но они не умеют это показать.

Одновременно есть большая слабость западного бизнеса — он живет рекламой, живет продвижением. На Западе очень много продуктов, которые в лучшем случае так себе, но есть классный маркетинг. Мы это умеем хорошо, потому что капитализму у нас 300 лет, а в России — 30. Проблема в том, что такие технологии как блокчейн нельзя обмануть. То есть практически блокчейн — это инфраструктура, которая запрещает бизнесу врать. И здесь не помогут ни реклама, ни инфлюенсы.

— Какие инструменты — искусственный интеллект, чат-боты, нейросети, — сыграют важную роль в трансформации экономики?

— У каждого гражданина и у каждого бизнеса появится суперкомпьютер в кармане, личный ассистент. Это не чат GPT, это следующее поколение ассистентов. Он знает меня, что мне нужно купить, он посоветуют, что есть самое подходящее в мире, проанализирует все товары, проведет блокчейн по техническим характеристикам. И он не будет слушать рекламу.

Проблема для продавцов, для бизнеса теперь в том, что не надо убеждать глупого американского потребителя, а нужно убедить Эйнштейна в кармане глупого американского потребителя. Товар либо соответствует, либо нет.

Западная бизнес-модель сейчас — это массовое производство так себе товаров, но с очень хорошим продвижением, манипуляцией. Сейчас из-за блокчейна это манипуляция разрушается. Это касается и маркетплейсов, где встречаются продавцы чего-то и покупатели чего-то. И маркетплейс зарабатывает на транзакциях между ними. А Web3 экономика предполагает, что данные не находятся у маркетплейса, они находятся у продавцов и у покупателей.

— То есть маркетплейсы возможно исчезнут? Когда?

— Пять–шесть лет. Останется только логистика. Маркетплейсы сейчас берут 15%, а то и 20%, 25–30% комиссионных. Они хорошо делают логистику, но логистика столько не должна стоить. 3%, 4%, 5%. Но не 20%, и не 30%. Они же зарабатывают, а не добавляют стоимости. В новой парадигме экономики Web3 посредники не потребуются.

— Вы хотите сказать, что с Web3 у уральского предпринимателя будет возможность продавать товар напрямую в любую страну?

— Конечно. Маркетплейсы, они не умрут завтра. Умные маркетплейсы, инвестируют в логистику, они инвестируют в своих продавцов и своих покупателей, для того, чтобы их делать успешными. Они стараются оправдать свои 20–30%. Так Amazon в Америке создал, можно сказать, университет, прямо MBA для продавцов и делает их как можно более профессиональными, обученными. Они надеются, что в эпохублокчейна они построят такой фонд доверия, что блокчейн рассмотрит Amazon как честный качественный источник информации. То есть существуют маркетплейсы, которые уже трансформируются к новым правилам.

— Какие IT-решения можно уже сегодня применять предпринимателям на Урале, чтобы быть конкурентоспособным на мировом рынке?

— То, что я назову, может показаться тривиальным, но это не так. Это еще одна разница между российским и западным бизнесом.

Допустим, я сижу с российским предпринимателем, у него сеть салонов ремонта обуви по всему Уралу. И одновременно у меня разговор с ирландским предпринимателем, у которого по всей Ирландии, Шотландии такой же бизнес. Я спрашиваю у ирландца, кто в мире ремонта обуви имеет лучшие салоны, лучшие технологии, клиентский опыт, кто самый прибыльный, самый продвинутый и привлекательный для клиентов? Ирландец знает. Я спрашиваю у Ивана из Екатеринбурга, он не знает. И он не понимает, что он этого не знает. Амбиция у него быть номером один в Уральском регионе. А ирландец скажет, что хочет быть номером один в мире. И вот этого не хватает.

Что я могу посоветовать российским предпринимателям? Чем бы ты ни занялся, попроси чат GPT следить за каждой компанией в твоей отрасли. Веди разведку с помощью искусственного интеллекта. Он не может врать, потому что у него к этому нет интереса.

Если ты не знаешь, что делают лучшие в мире, как ты можешь быть лучшим? Мы не говорим копировать. Мы говорим делать еще круче. Но для того чтобы делать круче, чем круто, нужно знать, что такое круто. А здесь люди не знают. Предприниматели, в лучшем случае, знают на федеральном уровне в России, кто есть кто. И то, даже это нет. И я думаю, что частично это, конечно, менталитет. Необходимо сделать так, чтобы у российских предпринимателей появилась амбиция быть лучшими в мире.