Сборник эссе "Тревожная куколка" — это не совсем возвращение Саши Соколова. Сейчас писателю 63 года, с тех пор, как он уехал из СССР в Канаду, прошло 30 лет. После публикации "Палисандрии", последнего из трех знаменитых романов, участие писателя в российской литературной жизни было все более и более эпизодическим. Нынешний сборник журнальных публикаций как раз ведет отсчет с 1986 года. Между предпоследним "Выступлением по поводу вручения Пушкинской премии" в 1996 году и воспоминаниями о недавно ушедшем Александре Гольдштейне — промежуток в десятилетие. Наверное, большего ждали те читатели конца 1970-х, для кого его проза стала откровением и кто полностью согласился с набоковским вердиктом: "обаятельная, трагическая и трогательная".
Все свое любопытство нам придется оставить при себе. Не выловим мы и подробностей его эмигрантского житья-бытья: к примеру, легендарная работа лыжным инструктором не упоминается даже в послесловии Алексея Цветкова. Он рассказал нам, что чувствует человек, который занялся писательством, хотя мог бы стать лыжным тренером. Но категорически отказался поведать, что чувствует писатель, который опекает лыжников, хотя мог бы вернуться к творчеству. Так что придется только гадать, почему знаменитый писатель не публикует новых романов: то ли он навсегда отдал предпочтение частной жизни, то ли ему нечего сказать. Может, он уже не хочет, подобно другу пианисту-писателю Валерию Афанасьеву, говорить на "этом варварском наречии", а с другими языками отношения не сложились?
На самом деле все ответы были даны еще "Школой для дураков". Ведь в первом романе он показал невыносимую бесприютность и гордое внутреннее торжество человека, посмевшего возмечтать о свободе. Герой-мальчик заключен в школу для умственно отсталых. Слово бьется в синтаксической клетке. Но яснее всего в романе показано, на что обречен человек, добровольно назвавший себя писателем. Внутренний мир сочинителя — вот драма поважнее, чем расхожие сюжетцы вроде "А. любит Б., Б. любит В.". Об этом же и новый сборник.
"Тревожная куколка" — именно в таком обличье предстает писатель, мечтающий "воспарить", а пока запрятанный в смирительную рубаху. Кому как ни ему знать наизусть симптомы болезни под названием "творчество". Главный из которых эстетический максимализм. Автор испытывает равное презрение и к российскому унылому реализму, и к американскому "капиталистическому примитивизму". "Чрезмерная идеологизация и политизированность" — этим длиннющим словам нет места в настоящей литературе. А истинного писателя, как и отличное вино, он, как заядлый формалист, опознает "по первому глотку", то есть по первой же фразе. И тут сразу отметаются почти все (у Соколова под горячую руку попадает даже Курт Воннегут).
Нынешняя наша словесность как будто поставила идеалисту Саше Соколову шах и мат. Публицистический, злободневный роман занял главные позиции, забота о первой, а также обо всех последующих фразах остается уделом немногих. А эти немногие, в свою очередь, все еще остаются в тени таланта Саши Соколова. В общем, тревожно все это, куколка!
Саша Соколов. Тревожная куколка. СПб.: Азбука-классика, 2007