Последний день работы саммита G8 был исполнен драматизма. Сказавшись больным, не вышел на эту работу президент США Джордж Буш. В свою очередь, президент России Владимир Путин расписал европейцам выгоды от обнародованного им накануне предложения строить систему противоракетной обороны от иранских ракет на базе арендуемой Россией у Азербайджана Габалинской РЛС, по-немецки подискутировал с российской оппозицией и не исключил, что после 2008 года вновь будет баллотироваться в президенты. Из Хайлигендамма — репортаж АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА.
Вчерашнее утро началось с того, что у президента США Джорджа Буша расстроился желудок. Это сразу стало главной мировой новостью дня. Из-за чего это случилось, оставалось загадкой. Вроде накануне вечером его видели в компании президента Франции Никола Саркози пьющим пиво. До этого он говорил с российским президентом. Не смог переварить мирных российских инициатив? Что-то еще?
Ситуация была очень напряженная. Президент США не пришел на утреннее заседание, не встретился с лидерами стран Африки, и решение о выделении $60 млрд Черному континенту для борьбы с инфекционными заболеваниями было записано в итоговую декларацию без него.
Это решение стало большим сюрпризом для российских экспертов, готовивших резолюции по Африке. Главный санитарный врач России господин Геннадий Онищенко, по крайней мере, не скрывал удивления.
— Это новелла о 60 миллиардах появилась у лидеров в ходе обсуждения,— говорил он вчера утром.
Я спросил господина Онищенко, что он, как врач, думает о том, что случилось с президентом США.
— Я, как врач, хочу высказать сожаление, что такое произошло, и посочувствовать,— сказал Геннадий Онищенко с такой широкой улыбкой на лице, что лучше бы ее не было.
Я на мгновение попытался представить себе, что случилось, если бы президент США отравился на саммите в Санкт-Петербурге, а не в Хайлигендамме — и так ужаснулся, что до сих пор стараюсь не думать об этом. И все равно думаю. Мне кажется, констатацией того факта, что саммит проходит в условиях полной антисанитарии и попустительстве со стороны контролирующих российских организаций, дело, конечно, бы не ограничилось.
Речь шла бы о попытке российских спецслужб загнать США в угол и поставить на колени, а в ряде средств массовой информации заговорили бы о том, что наконец-то должен быть всерьез поставлен вопрос о лишении России места в "восьмерке".
У Владимира Путина было несколько двусторонних встреч, главной из которых всем журналистам казалась встреча с британским премьером Тони Блэром. На нее я и стремился попасть.
Мы стояли на лужайке перед входом в дом, где должны были пройти переговоры Тони Блэра и Владимира Путина, когда я увидел, что на меня задним ходом пятится лимузин президента США с одноименным флагом на капоте, а потом еще один точно такой же. Я успел посторониться и с тревогой подумал, что, наверное, президенту США совсем худо и его решили срочно эвакуировать из Хайлигендамма. Совсем уж краем сознания я успел зафиксировать, что автомобили двигались в режиме катафалка.
Машины между тем встали у входа в соседнее здание. По периметру раскидали себя люди в черном. Я машинально начал искать глазами носилки.
И тут справа от себя я услышал до боли знакомый голос. Я повернул голову и увидел президента США Джорджа Буша. Он был, слава богу, жив и здоров. Никаких следов ночного кошмара не было на его лице. Он прогулочным шагом двигался к машине и был, по-моему, очень весел. Так, проходя мимо меня, он обрадованно сказал:
— Рашн журналист!
— Америкэн президент! — обрадовался и я.
Он засмеялся и добавил:
— Ладно, увидимся через месяц!
Как известно, в начале июля в США дома у Джорджа Буша-старшего пройдет встреча Джорджа Буша-младшего и Владимира Путина.
Через пару минут господин Буш уже ехал в аэропорт, а из тех же дверей вышел президент Франции, с которым Джордж Буш, как выяснилось, и встречался только что.
Никола Саркози полупоклоном приветствовал нескольких журналистов и членов французской делегации, тоже стоявших на лужайке, он как будто расшаркивался перед ними, что-то им говоря и при этом успевая оглядывать свой пиджак, свои ботинки, свои руки, свою позу... Он постоянно менял ее... Мне кажется, сотрудникам протокола французского президента придется иметь наготове видеокамеру, которая будет снимать его в режиме нон-стоп, и какой-нибудь портативный монитор, по которому Никола Саркози сможет сверять не только каждый свой шаг и жест, но и всю свою жизнь.
Через несколько минут нас пригласили в этот домик, на встречу Владимира Путина и Тони Блэра. Они вошли в комнату на втором этаже, и британский премьер повернулся к журналистам с улыбкой, которую при большом расположении к нему можно было бы назвать натянутой. Господин Путин, впрочем, вообще, по-моему, не счел нужным хотя бы приулыбнуться.
Сев в кресло, господин Блэр хлопнул в ладоши и сделал характерный жест рукой: "А теперь все вон отсюда". Это было как-то неожиданно. Ничего подобного не происходило до сих пор ни на одной другой двусторонней встрече этого саммита.
Странно, но господина Путина эта ситуация, по-моему, развеселила. Он, наверное, подумал, что коллега сейчас очень сильно подставился. Впрочем, коллега так, по-моему, не считал.
О содержании встречи ничего не известно, впрочем, по тому, что она была очень короткой, можно предположить, что говорить господам Блэру и Путину было особенно не о чем, особенно после известного заявления британского премьера о том, что британские власти не рекомендуют британскому бизнесу инвестировать в Россию.
На этом саммит, собственно говоря, и закончился. Через полчаса уже давала итоговую пресс-конференцию канцлер Германии Ангела Меркель. И уж лучше бы она выгнала журналистов, как это сделал господин Блэр. Всем стало бы легче, в том числе и ей. И не пришлось бы слушать ее тоскливые рассуждения о проблеме всемирного потепления и о том, почему не так уж плохо, что в итоговой резолюции саммита не появилось-таки никаких конкретных цифр по этому поводу (на отсутствии этих цифр с самого начала настаивали США и против этого категорически выступала Германия). Даже у немецких коллег начали сдавать нервы, и они поодиночке и организованными группами начали покидать пресс-конференцию.
В 18.00 по московскому времени началась пресс-конференция Владимира Путина. Он поблагодарил Ангелу Меркель за прекрасную организацию саммита (в условиях осады Хайлигендамма антиглобалистами эта фраза прозвучала издевательски) и добавил, что "ей нужно было руководить мужчинами разных возрастов... и цветов кожи, и ей это удалось, удалось блестяще". Я в этот момент подумал, что вся эта история уже была где-то описана, и потом даже вспомнил где именно. В классическом варианте она называется "Белоснежка и семь гномов".
От корреспондента агентства AP господин Путин получил вопрос о ПРО. Корреспондент спросил, не осложнит ли предложение Владимира Путина об использовании РЛС в Азербайджане отношения России с Ираном и где, по мнению президента России, лучше поставить ракеты--перехватчики иранских ракет.
Господин Путин добросовестно повторил свое заявление, сделанное накануне после встречи с Джорджем Бушем.
— Станция в Габале уже работает, и работает уже давно, поэтому не думаю, что это приведет к ухудшению отношений с Ираном,— добавил господин Путин, имея в виду, что иранцы не могут не знать, что Россия и так уже давно следит за всем, что там происходит, и не обижаются же.
Он, правда, накануне предложил присоединиться к процессу наблюдения и американцам тоже и теперь ничего не сказал по этому поводу, который все-таки радикально меняет ситуацию.
Президент добавил, что при необходимости Россия готова модернизировать станцию (это был, видимо, ответ на возникшие уже позавчера вечером комментарии западных экспертов, что Соединенным Штатам не подойдет РЛС в Азербайджане хотя бы потому, что она старая и ненадежная).
Ракеты-перехватчики, по его представлению, можно разместить на юге:
— В Турции, например, или на водных платформах, на судах... Или в Ираке, а то за что воевали, спрашивается? Хоть какая-то польза будет! И тогда ракеты будут сбиты на первом разгонном участке.
Болванки и осколки сбитых ракет размером 20-30 см, способные "насквозь, до подвала прошить пяти-семиэтажный дом", тоже не упадут на дома европейцев, чье воображение и хотел, видимо, поразить, как ракетой-перехватчиком, президент России.
Все эти ракеты по его задумке будут покоиться на дне глубокого синего моря.
— И мы не будем размещать наших ударных групп ни в Калининградской области, ни привлекать тяжелое вооружение к нашим западным границам,— обрадовал он европейских журналистов еще одной неплохой новостью.
Когда пресс-секретарь президента России Алексей Громов сказал, что будет задан последний вопрос, Владимира Путина спросили про его впечатления от встречи с Никола Саркози, и он, мило улыбнувшись, уже хотел было начать отвечать, как вдруг из четвертого-пятого ряда вскочил сидевший передо мной юноша и начал разбрасывать листовки со словами: "Тирания под маской демократии! В России установлена личная диктатура Владимира Путина! Он правит своей страной как царь!.. Мы напоминаем западным лидерам, что они сидят за одним столом с тираном!"
Юноша что-то неразборчиво прокричал по-немецки. Потом разборчиво по-русски:
— Нам нужна другая Россия!
Господин Путин решил, видимо, что имеет дело с немецким подростком, и, привстав, в свою очередь, со своего места, крикнул ему тоже по-немецки:
— Молодой человек! Вы сказали все, что хотели! Это же демократично! Ну ответьте мне! Почему вы со мной не говорите?!
В прошлый раз такая история случилась с Владимиром Путиным больше года назад в Москве, на Всемирном конгрессе прессы. Тогда он предпочел вообще не заметить никаких листовок и выкриков с места. Теперь он решил реагировать иначе и, увидев, что юноша не реагирует на его слова, перешел на доходчивый русский:
— Дай мне-то листовку! Че ты туда-то кидаешь?! (Юноша, стоя лицом к президенту, кидал листовки себе за спину.— А. К.) Ну дай мне, дай! Че ты?!
В глазах его были, по-моему, азарт и холодная издевка. Такой взгляд бывает у человека, напрашивающегося на генеральную драку.
Неожиданно Владимир Путин опять перешел на немецкий и добродушно (специально, наверное, для западных журналистов) сказал:
— Ну если вы все сделали, что хотели, тогда сядьте!
Юноша со странной покорностью сразу сел на место и рассеянно выслушал отчет президента России о его встрече с Никола Саркози.
Когда пресс-секретарь Владимира Путина объявил, что на этом пресс-конференция заканчивается, господин Путин сказал, рассматривая листовку, которую ему передали:
— Поскольку мне тут записка поступила, я хочу ответить. Вот этому молодому человеку по поводу тирании...
Проблемы становления демократии в России, рассказывал Владимир Путин, пристально глядя на юношу, связаны прежде всего с распадом старой советской системы (и, видимо, становлением новой). Господин Путин признал, что его время от времени критикуют правильно, и добавил: "Мы будем иметь эту критику в виду". Обострение критики в последнее время он связывает с неотвратимо надвигающимися думскими и президентскими выборами в России.
— На выборах,— продолжил он,— все будут иметь свое право заявить свое мнение... Если не будут нарушать Конституцию. Я сам ее не нарушаю и никому не позволю это сделать (еще один выразительный взгляд в сторону молодого человека.— А. К.).
Только после этого он встал из-за стола, впрочем, успев, прежде чем выйти из помещения, ответить еще на один вопрос из толпы журналистов: будет ли он баллотироваться на пост президента России в 2012 году?
— Еще много времени,— сказал он.— Теоретически это возможно, Конституция этого не запрещает. Но это очень большой срок, я даже не думал об этом.
Впервые Владимир Путин публично допустил вероятность такого развития событий в России.
Юношу звали Константин Шукман. Я спросил его, почему он не стал разговаривать с Владимиром Путиным.
— Я его, видимо, не понял,— пожал он плечами.— Он говорит на немецком с большими ошибками...
Немецкие журналисты спросили, зачем он вообще все это сделал.
— Сотни молодых людей, таких как я, проходят через лагеря при режиме Путина,— произнес он.
— И вы прошли? — сочувственно спросила его пожилая немка.
— Я — нет,— покачал он головой.
— Вы живете в России или в Германии?
— У меня двойное гражданство, я живу в Москве.
— Поедете в Москву или попросите политическое убежище в Германии?
— Поеду в Москву,— сказал он.
— Не боитесь, что попадете в тюрьму?
— Да нет,— сказал он.— Слишком уж это...
— Слишком? — переспросила его та же пожилая немка.— Вы же говорите, что там тирания.
— Слишком уж открыто это было мною сделано,— закончил он свою мысль.