Ее фюрер

Анна Наринская

Криста Шредер. "Я была секретарем Гитлера"

Влиятельный британский журналист и телепродюсер Лоренс Рис, возглавлявший в девяностые годы отдел документального кино на "Би-Би-Си", говорил, перефразируя Генри Форда: "Документальный фильм может быть про что угодно, если он — про Третий рейх". И с этим не поспоришь — фашистская фантасмагория до сих пор обладает какой-то демонической притягательностью, не в последнюю очередь потому, что там, кажется, еще не все ясно. Особенно таинственным и щекочущим нервы представляется все, что связано с Самым Главным Фашистом. С его жизнью, с его смертью. С его любовью.

Из вышедших в Германии в 1985 году и сейчас переведенных у нас воспоминаний одной из личных секретарш Гитлера Кристы Шредер "Он был моим шефом" (у нас книга называется "Я была секретарем Гитлера") о любовях фюрера мы узнаем наиболее подробно. И совсем не потому, что фрекен Шредер задалась целью написать что-нибудь скандальное. Наоборот, ее воспоминания — образец нордической благопристойности. Но влюбленность этой секретарши в своего шефа (очевидная для читателя, несмотря на то что мемуаристка отнюдь не готова в ней признаться) заставляет ее, возможно неосознанно, топтаться на отношениях Гитлера с женщинами. В которых, по трогательному свидетельству Кристы Шредер, "он ставил во главу угла эротику, но не секс".

Событие, изменившее жизнь Кристы Шредер, произошло в 1930 году, когда двадцатидвухлетняя стенографистка откликнулась на невзрачное объявление, появившееся в газете "Мюнхнер Нойстен Нахрихтен". Так она стала секретарем в штабе верховного командования СА, а через некоторое время перешла в личный секретариат Гитлера.

Криста Шредер печатала на машинке речи Гитлера в берлинском дворце Радзивиллов, в ставке "Вольфсшанце" в Восточной Пруссии, затем в ставке "Вервольф" в Виннице и в бункере на Фоссштрассе вплоть до 20 апреля 1945 года. Тогда в комнатке секретарш в бункере зазвонил телефон. "Немощным голосом Гитлер произнес: 'Детки, вы должны собираться в дорогу, поторопитесь, самолет отлетает немедленно после отбоя тревоги'". Больше фрекен Шредер не слышала дорогого ей голоса.

После капитуляции Германии Криста Шредер три года провела в лагерях для интернированных. Она с возмущением пишет, что ее содержали "в переполненных бараках, где, как, к примеру, в Херсбруке, в помещении на 80 женщин приходился лишь один умывальный таз". В той, возможно нарочитой, наивности или, вернее, слепоте, с которой секретарша Гитлера уже в семидесятые годы пишет эти строки,— без малейшей оглядки на очевидно напрашивающееся сравнение этих неудовлетворительных условий с тем адом, в который загнал миллионы женщин, мужчин и детей ее шеф,— и есть корневое достоинство этой книжки. Криста Шредер не виляет.

Она пишет свои воспоминания, не оглядываясь ни на исторический, ни на идеологический, ни на прочие контексты. От ее рассказов про чаепития с яблочными пирогами, про любимую овчарку фюрера Блонди, про вечерние часы под граммофонные песни Штрауса и Гуго Вольфа, про неизменно забавлявшие фюрера анекдоты о графе Бобби ("Недавно одна танцовщица пригласила меня в свою квартиру. Мы пили чай, потом приняли ванну. Но мне не дает покоя мысль, что я, вероятно, что-то упустил и чего-то не сделал с этой дамой") веет благостью и уютом. Как будто она рассказывает не о персонаже, официально зарегистрированном как величайший в мире маньяк и злодей, а о каком-то заслуженном профессоре. Странноватом, конечно, но достойном-то сочувствия. Женского сочувствия, разумеется.

"Гитлер взял меня под руку, и мы одни бродили по большому залу. Мое вечернее платье из светло-каштанового велюра с небольшим шлейфом, вместе с песцовой накидкой, по-моему, должно было производить великолепное впечатление. Поэтому я сказала: 'Для вас Ева Браун — ничто, мой фюрер'. Вместо того чтобы обидеться на это нахальное замечание, он весело посмотрел на меня и сказал: 'Вас мне достаточно'".

Так запомнилась Кристе Шредер новогодняя ночь 1938 года. Забавно.

Сэр Роберт Брюс Локхарт. "Виски. Шотландский секрет глазами английского шпиона"

Книгу про культовый шотландский напиток написал человек тоже в своем роде культовый. Британский агент Брюс Локхарт с 1912-го по 1917-й был в России английским вице-консулом, затем вернулся в качестве посланника правительства Дэвида Ллойда Джорджа, пока не был обвинен в заговоре с целью убийства Ленина, и только большие усилия британских властей спасли его от смертного приговора. Еще известнее это имя должно быть любителям футбола: в России Локхарт, неожиданно для самого себя (очень попросили, перепутав с братом Джоном, знаменитым футболистом), возглавил футбольную команду "Морозовцы", позже переименованную в "Динамо". О жизни в России Локхарт написал "Историю двух революций глазами очевидца", "Мемуары британского агента". Но ни одну из них, ни "Дневники", изданные уже после его смерти, в 1974 году (Локхарт умер в 1970-м), на русский язык до сих пор не перевели. Перевели зато книгу о виски, на английском языке названную простым и емким словом "Scotch",— труд 1951 года, в мире любителей виски считающийся классическим.

Локхарт, выходец очень именитого шотландского рода, любил повторять "во мне нет ни капли английской крови", и всякий раз, когда не писал о России, писал о Шотландии. Книга о виски — тоже книга о Шотландии, о том, как этот "главный шотландский секрет" вместе с овсяной лепешкой составляет основу национальной идентичности. Поэтому о виски как собственно напитке здесь сказано совсем немного. Самому процессу его создания Локхарт посвящает ровно четыре страницы. Все остальное — история, имена бесконечных шотландских родов, которые все равно не упомнить, и местечек, одно другого крохотней, где набирал обороты этот священный напиток. "Виски — животворящая кровь шотландца",— заключает Локхарт в своей книге, которая скорее похожа на историческое эссе, чем на кулинарный экскурс.

На самом деле, конечно, что-то новое о различиях односолодового и купажированного виски отсюда вызнать можно. Но эта книга совсем не похожа на глянцевый альбом и на алкогольную энциклопедию. История виски становится у Локхарта историей Шотландии новейшего времени. В каком-то роде это действительно книга для шпиона: о виски здесь сказано слишком мало, о Шотландии — почти все.

Михал Вивег. "Игра на вылет"

В Чехии Михала Вивега называют "первым после Кундеры" — преувеличение в смысле литературном, но при этом чистая правда, поскольку после Кундеры Вивег — чуть ли не самый экспортный чешский писатель. У нас уже вышел его очень хороший дебютный роман "Лучшие годы — псу под хвост", рассказывающий о жизни одной чешской семьи с пражских событий 1968 года по наше время. "Игра на вылет" — это уже более поздний, зрелый Вивег, и, к сожалению, уже не такой хороший. В центре — история одноклассников, которые и двадцать лет спустя не могут забыть школьные годы. Здесь еще очевиднее главная тема Вивега, а вместе с ним и литературы всего постсоциалистического пространства: человеческая жизнь состоит только из трагедий "родом из детства" — резкая смена политических режимов привела к новым и новым "потерянным поколениям". Вивег, правда, к концу своей книги приходит к выводу, что у его героев "жизненная трагедия ни с каким режимом не связана". А значит, можно ее изжить, забыть старую любовь и детские комплексы и двигаться дальше — для чешской литературы вывод почти революционный.

Николь де Бюрон. "Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала"

Николь де Бюрон — совсем известный французский сценарист. Долгое время ее музой была Анни Жирардо, воплощавшая умеренно феминистский и умеренно самоироничный подход женщины к миру и к себе. Ее книга "Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала" — это сборник рассказов, написанный по правилам хорошего сериала (мадам Бюрон — сценарист нескольких успешных телесериалов). Тут в красках расписана жизнь парижского творческого среднего класса: муж — литературный агент, жена — писательница, и с каждым членом их большой французской семьи то и дело происходят какие-нибудь забавные эксцессы: то дочка начнет встречаться с бразильским танцором, то бабушка сбежит из дома престарелых, чтобы обвенчаться с миллионером-генералом, то внучка в тюрьму попадет. Де Бюрон ведет повествование от лица успешной и счастливой 65-летней дамы, у которой только и забот, что возиться с внуками и разговаривать с котом, и потому гораздо симпатичнее многих пишущих ноющих неудачниц, посвящающих свои писания борьбе то с сексом, то с целлюлитом. Да и с чувством юмора у нее, слава богу, все в порядке.