фестиваль классика
Фестиваль симфонических оркестров мира продолжило выступление в Колонном зале Дома союзов Дрезденского филармонического оркестра под управлением Рафаэля Фрюбека де Бургоса. Концерт, пришедшийся на 40-й день после смерти Мстислава Ростроповича, был посвящен его памяти. Вместо траурно-поминальных тонов концерт отличался скорее жизнерадостностью — впрочем, довольно специфической. Специфику дрезденской филармонической жизнерадостности пытался определить, слушая Вагнера и Бетховена, СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Дрезденский филармонический оркестр — коллектив с почтенной историей, уходящей в 1870-е годы. Тем не менее в настоящее время оркестр с международной точки зрения находится некоторым образом в тени другого коллектива из саксонской столицы, дрезденской Staatskappelle. Ее, быть может, как-нибудь тоже привезут в Москву на фестиваль симфонических оркестров — а покамест столичной публике довелось открыть для себя второй оркестр Дрездена и его нынешнего главного дирижера и художественного руководителя, 74-летнего маэстро Рафаэля Фрюбека де Бургоса.
Сложное имя дирижера объясняется — как будто это и не современный маэстро, а персонаж из средневековой хроники — исключительно биографическими обстоятельствами. Немец, родившийся в Испании, он стал в свое время главным дирижером Испанского национального оркестра, руководство которого почему-то почувствовало вслед за этим неудобство от соседства на афишах слов "испанский национальный" и вполне немецкого имени "Рафаэль Фрюбек". После чего маэстро и присоединил в видах "испанизации" к фамилии название родного города, став не просто "Фрюбеком", а "Фрюбеком Бургосским". То, что, сменив много примечательных мест работы по миру, дирижер в конце концов работает теперь в Дрездене, показалось на концерте безусловной закономерностью: и Рафаэль Фрюбек, и его музыканты явно принадлежат к одной исполнительской культуре — как дирижер заслуженно хвалил прессе своих подопечных за типично немецкую (даже типично дрезденскую, по его словам) оркестровую стать, так и оркестранты слушались его с неподражаемой готовностью, аккуратностью и интеллигентностью.
Из всех композиторов, имевших какое-либо отношение к музыкальному Дрездену, маэстро выбрал Рихарда Вагнера, представив в первом отделении симфонические фрагменты "Нюрнбергских мейстерзингеров", а также "Вступление" и "Смерть Изольды" из "Тристана и Изольды". Впечатление осталось противоречивое. Вроде бы оркестру не нарадуешься: красиво сделанный и культурный звук, пластичный, немного разреженный, как бы льющийся, прекрасные духовые, сочные струнные, точнейший баланс. Уровень, одним словом, первоклассный — что выглядело тем более странно в сравнении с уровнем содержательности этого исполнения. Музыка оперная, а весь драматизм из нее куда-то делся; темпы замедленные, кульминации вроде бы пышные, но эмоционально бессодержательные, всякая острота тщательно смягчена. Ключевое слово при этом, пожалуй — "тщательно". Невозможно было увидеть в таком Вагнере малейшую непроработанность, старательности и мастеровитости сколько угодно, только результат очень уж непривычен: два превосходно сыгранных на одном дыхании "блока", два образчика ювелирной работы; с некоторой прохладцей любоваться ими было можно, воспринимать сколько-нибудь глубоко — навряд ли. Все трансцендентное, пронзительное, надчеловеческое или роковое дирижер предпочел из партитуры не извлекать.
Пятая симфония Бетховена, прозвучавшая во втором отделении, как будто была призвана закрепить это впечатление: расправившись со знаменитыми "ударами судьбы", оркестр красиво, с чередой объемных и рельефных деталей, но прямолинейно подвел дело к ликующему оптимизму финала. Ощущение уверенного, спокойного, очень посюстороннего жизнелюбия снова так и струилось со сцены Колонного зала. В последовавших бисах оркестр, приятным образом сохраняя свое педантическое внимание к мелочам, дал волю и совсем уж открытой веселости, сыграв "Венгерский танец" Брамса и увертюру к сарсуэле Хименеса "Свадьба Луиса-Алонсо". За всем этим проглядывает, пожалуй, не очень привычный для нас общий подход к оркестровому исполнительству. Дрезденские музыканты ни за что не опустятся до откровенной развлекательности, но и не ставят себе сверхзадачу растревожить или потрясти слушателя: их игра остается уютным свидетельством в пользу добротности, патриархальных традиций качества и безоблачного любования музыкой — и своей игрой.