В конце апреля "Газпром" завершил сделку по вхождению в проект "Сахалин-2", в результате чего контролирующей доли в его операторе Sakhalin Energy лишилась англо-голландская Royal Dutch Shell. О том, что компания и другие участники "Сахалина-2" получили взамен кроме $7,45 млрд и как Shell будет после этого вести бизнес в России, Ъ рассказал ее главный исполнительный директор ЙЕРУН ВАН ДЕР ВИР.
— Насколько тяжело акционеры Shell восприняли потерю ее доли в "Сахалине-2"?
— Можно вести бесконечные споры, что именно произошло в последние годы и почему мы попали в эту сложную ситуацию. Но она завершилась. И, может быть, стоит перестать смотреть только в прошлое? У нас до сих пор 27,5% в проекте, мы остаемся техническим советником по "Сахалину-2". Мы объяснили акционерам, почему решение о сделке с "Газпромом" увеличивает стоимость Shell, а они люди практичные.
— Интересует ли Shell теперь арктический и дальневосточный шельф России — на условиях, предлагаемых российским правительством, то есть в рамках СП с госкомпаниями?
— Да. Для добычи легкой нефти и легкого газа Россия не нуждается в такой компании, как Shell, она может делать это самостоятельно. Для российских партнеров должна быть логика в привлечении Shell. То, что мы можем сделать,— это добраться до существенно более трудноизвлекаемых запасов нефти и газа или добиться большей извлекаемости углеводородов на месторождении. Мы всегда берем на себя определенную добавочную сложность, не пытаемся посягнуть на что-то, что партнеры могут делать сами.
— Рассматривается ли вариант, при котором приобретение новых участков будет осуществлять Sakhalin Energy? Были ли на этот счет переговоры с "Газпромом", российским правительством?
— У нас с "Газпромом" есть соглашение AMI о зонах взаимного интереса. Это четко определенный, обязывающий контракт, который является частью решения по Сахалину и дает иностранным акционерам Sakhalin Energy преимущественное право акционерного участия совместно с "Газпромом" в проектах в зонах взаимного интереса. Он также включает возможность привлечения дополнительных объемов газа для нашего завода СПГ. Sakhalin Energy ориентирована на Сахалин. Если мы увидим возможности создания новых СП по шельфовым проектам, мы, несомненно, их рассмотрим.
— Заинтересованы ли вы в новых лицензионных участках на Сахалине?
— Да, конечно, более того, это часть зоны взаимных интересов.
— Существуют ли уже какие-либо договоренности по этому вопросу?
— Пока нет, не было конкретных переговоров.
— Shell подписала акт отказа от возмещения $3,6 млрд затрат по второй фазе "Сахалина-2". Как невозмещаемые затраты будут распределяться между акционерами? Коснутся ли они "Газпрома"?
— Хороший вопрос. Но государство попросило нас сохранять молчание по этому поводу, и, соответственно, мы это не комментируем.
— Ранее сообщалось, что российское государство получит акцию класса R, то есть "золотую акцию", в проекте "Сахалин-2", за счет которой оно будет получать дивиденды с 2010 года. Как они будут исчисляться?
— К сожалению, это тоже подпадает под соглашение о конфиденциальности.
— Принято ли уже решение по реализации третьей очереди "Сахалина-2"?
— Пока слишком рано об этом говорить, решение не принято. Мы считаем, что нужно сначала довести до конца вторую фазу проекта.
— Договорилась ли Sakhalin Energy о сжижении газа "Сахалина-1" на мощностях "Сахалина-2"?
— Sakhalin Energy может быть заинтересована в приобретении дополнительного газа для своего завода СПГ, в том числе с "Сахалина-1". Но пока договоренности нет.
— В связи с ситуацией вокруг "Сахалина-2" наблюдаете ли вы изменения в инвестиционном климате в России — с прошлого лета, когда вы последний раз публично высказывались по этому вопросу?
— В течение года происходили некоторые изменения — возрастал интерес государства к разработке собственных природных ресурсов, нефти и газа. Это происходит не только в России, во многих странах. И это нормально. Но если в позиции государства наблюдаются изменения, то для нас очень важно то, что мы называем "незыблемость контракта" — единство условий контракта на протяжении всего срока его действия. Или возможность сесть за стол переговоров и создать новую ситуацию, выигрышную для обеих сторон. Вот наш постулат — незыблемость контракта. Государство может изменить свою политику, на то оно и государство, и это не вызывает вопросов. Но нужно понять, как государство собирается обращаться с контрактами, заключенными ранее.
— Об этом вы будете беседовать с президентом Путиным на экономическом форуме в Петербурге?
— Я думаю, следует отметить, что проект "Сахалин-2" пережил сложную стадию — об этом говорит то, что для завершения всех обсуждений понадобилось полгода. Но в ретроспективе мы как минимум нашли способ работать вместе с "Газпромом" с одобрения российского правительства, чтобы привести к успешному завершению проект "Сахалин-2". И лично я уверен, что даже после этого сложного периода наступит день, когда россияне, и в том числе правительство, будут очень гордиться этим крупнейшим в мире частным проектом и тем, как он будет работать.
— Исходя из опыта работы Shell в разных странах, законодательство какой страны вы можете поставить в пример России? Где комфортнее работать?
— Сложно сказать, какая страна наиболее комфортна для нашего бизнеса — слишком разные условия и слишком быстро они меняются. Но если обратиться к логике, в первую очередь нам важно единство условий контракта на протяжении всего времени его действия — ведь, принимая окончательное инвестиционное решение, мы обязуемся вложить миллиарды долларов. В частности, у нас должно быть представление о тех налоговых условиях, в которых мы будем работать в будущем. И худшее, что может случиться,— это изменение условий после совершения инвестиций. Естественно, инвесторы ориентируются на "послужной список" страны, смотрят, насколько часто она меняла условия контракта. Второе — при желании всегда можно найти хитрые мелкие детали в контракте, к которым можно придраться и осложнить работу. Поэтому важна не только буква контракта, но и дух. И третье — на случай, когда, например, средства проинвестированы, есть ощущение единства условий контракта и соответствующего духа, и вдруг у инвестора и его партнеров или государства возникает расхождение во взглядах, необходимы механизмы для максимально быстрого и справедливого разрешения разногласий и предотвращения эскалации конфликта. Мы смотрим на эти факторы, а также на наличие других обязательных условий, например качества рабочей силы. Достаточно ли она квалифицирована, доступна ли она, например, в России и готова ли при этом переместиться на Сахалин. На Ближнем Востоке нам нужно всегда учитывать необходимость массового перемещения рабочей силы на проект, поскольку у местного персонала недостаточно квалификации.
— Есть ли страны, где все эти условия соблюдены?
— Если говорить о надлежащем единстве условий контракта — то это Нидерланды. Также, я бы сказал, США, если смотреть в долгосрочной перспективе. Поймите, я не хочу сказать, что Россия должна брать пример с какой-либо страны. У каждой страны есть своя специфика, и следует понимать, что отправная точка не Нидерланды и не США. Мое видение состоит в том, что Россия должна выработать систему, которая хороша для России. Это куда продуктивнее для обеих сторон, чем копирование специфики другой страны. России в сотрудничестве с российскими и зарубежными компаниями следует выработать систему, которая работает для российского правительства, российского народа, российских условий, и мы максимизируем качественные инвестиции. В системе с российской спецификой присутствуют большие гарантии стабильности.
— В последнее время российские власти достаточно скептически относятся к новым СРП. Как вы думаете, какие условия, в частности налоговые, должны быть обеспечены для наиболее успешного привлечения иностранного инвестора в сложные проекты?
— Планируя инвестиции в какой-либо проект, мы не можем выбирать форму взаимодействия, например СРП или концессионное соглашение. Это должно определять российское правительство. Shell, вступая в проект, будет придерживаться системы, предложенной российским правительством. Но мы всегда оцениваем предложенные инвестиционные условия с учетом различных цен и различных сроков. И после этого говорим: "хорошо, это нам подходит" или "не подходит, поскольку для нас не работает". И мне кажется, что невозможно решить, какая система лучше — СРП или концессия. Главное, что я хочу сказать,— мы не видим себя в качестве подрядчика. Ведь при двадцатилетней продолжительности контракта не получается работать в стиле подрядчика, который строит дом, и кто-то в нем поселяется. За двадцать лет появляются новые технологии, внедрив которые можно повлиять на прибыльность уже утвержденного проекта. Так всегда бывает, по нашему опыту. И если мы на свой страх и риск в контрактный срок внедряем больше новых технологий, то имеем право на получение выгоды. И мы считаем, что если мировые цены на нефть высоки, мы должны получать большую прибыль. Верно и обратное.
— Каким вы видите свой бизнес в России? Будете ли вы увеличивать инвестиции и в какие сегменты?
— Наша приоритетная цель — довести до завершения "Сахалин-2". Во-вторых, мы расширяем салымский проект (проект по доразведке и разработке Салымской группы месторождений, принадлежащий на паритетных началах Shell и подконтрольной Шалве Чигиринскому Sibir Energy.— Ъ). И когда появляются новые возможности, мы к ним относимся со всей серьезностью. Например, вы знаете, что мы подавали заявку на розничные активы ЮКОСа. Мы проиграли другому претенденту, но сам факт показывает, что мы не только на словах, но и на деле заинтересованы в расширении наших операций в России.
— А почему остановились на торгах?
— Мы придерживались достаточно консервативной оценки.
— В какие сегменты вы намерены вкладывать?
— Наша политика — как можно больше апстрима (разведки и добычи.— Ъ) и прибыльный даунстрим (переработка и маркетинг.— Ъ). Больше апстрима — больше возможностей. Мы заинтересованы и в даунстриме — в создании сети АЗС в России. Но мы будем это делать, только если это будет прибыльно. Мы не говорим, что хотим иметь самую обширную сеть АЗС в России. Для нас важно не количество, а качество.
— Какие регионы вас интересуют?
— Мы рассматриваем города европейской части России с населением более миллиона человек и их пригороды. Обычно мы строим крупные АЗС. С маленькими в регионах могут работать и российские компании. Что мы можем предложить — это очень крупные автозаправочные комплексы, высокого качества, с хорошими магазинами и хорошим сервисом. Мы это умеем, и если такая возможность представится, мы ею воспользуемся.
— Есть планы по строительству или покупке НПЗ?
— Едва ли. Наиболее вероятные сделки — это сектор апстрима, а в даунстриме — брэндированная розница. С этого мы начинаем во многих странах, а потом проводим "обратную интеграцию" — в обратном направлении по всей сбытовой цепи.
— Интересен ли Shell Штокман?
— Это грандиозный проект, и мы считаем, что у нас есть соответствующие технологии, но тут за рулем "Газпром". Ему решать. Прежде чем начать праздновать, нужно получить приглашение на вечеринку.
— Чего Shell ждет от партнерства с НК "Альянс"?
— Наше СП на Украине начало работать очень успешно. Выйдет ли его деятельность за пределы Украины — скорее нет. В России мы лишь технически консультируем НК "Альянс" по их НПЗ и маркетингу нефтепродуктов.
— Каким будет следующий шаг на Украине?
— Расширение сети АЗС, близких к крупным городам.
— Ведете ли вы переговоры с российскими компаниями об обмене активами?
— Нет. То есть возникает много различных идей, но на данный момент ничего конкретного нет.
— Учитываете в планах грядущие выборы в России?
— Мы существуем более ста лет. Легко увлечься краткосрочной политикой, но наша цель — создать стабильные операции, существующие десятки лет. Мы должны показать, что то, что мы делаем, хорошо — для рабочих, окружающей среды, населения. И если это так, если не изменяется режим, будет очевидно, что основы проекта правильны. Могут быть смены правительства, но это нормально, мы практичные люди и работаем над фундаментальными показателями.
— А как вы можете гарантировать неизменность контрактных условий при смене лидеров?
— Мы всегда объясняем, как важно то, что мы делаем. Мы не делаем политических взносов, мы не говорим, что кандидат А лучше, чем кандидат Б, наша роль не в этом. Мы говорим: если вы хотите больших инвестиций, более качественных инвестиций, то должны понимать важность того, что мы делаем. На этом все. Не стоит переоценивать нашу роль.
— В прошлом году вы назвали себя "послом России в Европе". Вы до сих пор им себя чувствуете?
— После того что произошло с "Сахалином-2", мне пришлось давать много объяснений западному телевидению, радио и газетам. И я объяснял, почему такой путь приведет к продвижению проекта. И если меня спрашивали, продолжаем ли мы рассматривать увеличение инвестиций в Россию, я говорил: "Да, несомненно". И до сих пор это говорю.