Самовар, стакан, библиотека

21 мая — Международный день чая. Чай прошел большой путь в культуре нашей страны. В разное время это было и лекарство, и заморская диковинка, и общеупотребительный напиток, любимый и аристократами, и купцами, и босяками. Приглашение к самовару служило этикетным маркером, проверкой на вежливость и щедрость. Сегодня чай считается одним из символов России, и у чаепития по-русски свои особенности. Собрали множество фактов и историй — в мемуарах и у специалистов по теме.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Текст: Мария Башмакова

Чай — это продукт переработки китайской камелии. Сегодня россиянам знакомо множество сортов. Ценители могут похвалиться грамотным завариванием чая, менее взыскательные потребители довольствуются чаем в пакетиках — быстро и практично. Редкая семья обходится совсем без чая, который воспринимается как часть культурного кода россиян, хотя появился этот напиток в наших широтах не так уж давно. И завоевал сердца соотечественников не сразу.

Первые сведения о чае в Россию попали в 1567 году при Иване Грозном — благодаря казацким атаманам, побывавшим в Китае, сообщает кандидат исторических наук, историк чая Иван Соколов в книге «Чай и чайная торговля в России: 1790–1919 гг.».

Атаманы рассказали о растении, из которого китайцы готовят напиток, необходимый в каждом доме. В Россию чай попал в XVII веке как заморская диковинка: его — подарок царю Михаилу Федоровичу от Алтын-хана — привез в 1638 году из Монголии посол Василий Старков. Напиток из «китайской сушеной травы» испробовали — понравилось. Когда чай закончился, о нем забыли.

Бизнес на верблюдах

Спустя 30 лет, уже ко двору Алексея Михайловича, русские послы вновь доставили чай из Китая, пишет историк Элеонора Басманова в книге «Пейте чай, мой друг старинный…» По решению придворного лекаря заморский напиток использовали лишь в медицинских целях. На то, что чай хорош для профилактики цинги, жители Сибири обратили внимание в конце XVII века, отмечает Иван Соколов. «Для XVII века чай не играл существенной роли в русской внешней и внутренней торговле»,— пишет он. В то время на Руси пили сбитень (горячий, как и чай, но на меду, с пряностями), морс и квас, медленно привыкая к новому горячему напитку.

Экономический прорыв случился при Екатерине I в 1730-е — китайских купцов удалось привлечь на российский рынок. Сегодня Кяхта — поселение на территории Бурятии. А в 1727 году так называлась река, на берегу которой был подписан Кяхтинский договор, а после там возник центр русско-китайской торговли.

В 1792-м Сенат объявил торгующим в Кяхте купцам об открытии двусторонней торговли. И чай стал одним из ключевых товаров, которые Россия вывозила из Китая.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Андрей Колбасинов в книге «Русская чайная традиция» рассказывает об установлении коммерческих отношений между двумя странами. Логистика была трудной: чай грузили на верблюдов, караваны доходили до Нижнего Новгорода через монгольскую Ургу и Иркутск, а иногда — через Барнаул и Томск. Контрабандисты выбирали другие маршруты — например, через Среднюю Азию или Саянские горы. Но караванный путь был трудным: мало того что торговцам приходилось терпеть перепады температур, остерегаться грабителей, так и сама дорога была длительной. Чай перевозили в цибиках — специальных ящиках, обшитых кожей. Иван Соколов отмечает: цибики не имели единой массы. Дмитрий Стахеев в 1870 году описал чайные ящики в очерке «От Китая до Москвы. История ящика чая»: «Высшие сорта чая сначала высыпают в свинцовые ящики, а потом уже укладывают в камышовые, обложенные внутри бумагою и листьями бамбука». Стахеев пишет, что некоторые сорта чая для отправки в Кяхту не зашивают в кожи, а заворачивают в войлок — и в таком виде ящик грузят на спину верблюда. (С развитием железных дорог ящики для транспортировки чая стали сбивать из фанеры.) В 1760–1780-е годы торговля шла неустойчиво. Причина тому: пограничные конфликты коренных народов Бурятии, Южной Сибири, Казахстана с русским населением. Ну а китайцам было непросто найти общий язык со всеми ними. В те годы в Россию чай поставлялся в основном из Англии, что сказывалось на цене и ассортименте. «До 1790-х гг. чай, помимо прочего, завозился в Россию из Европы на кораблях под флагами самых разных стран: Великобритании, Португалии, Дании и даже США»,— пишет Соколов.

«Первые поставки чая в Россию были крайне незначительны и вплоть до конца XVIII века чайная торговля не оказывала существенного влияния на экономику России. Первоначально чай воспринимался как лекарство, однако в конце XVIII — начале XIX века он постепенно переходит в разряд напитков»,— констатирует Соколов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Новая роль самовара

Для употребления набиравшего популярность заморского напитка в России стали использовать самовар, бывший в обиходе и ранее. Говоря о ценных свойствах этого сугубо русского изобретения, Иван Соколов объясняет: «В Китае чай традиционно подогревали в котелках, а в Японии долгое время использовали специальные горелки, которые подогревали чай ровно до 60 градусов. Самовар разогревает воду сильнее, но, как и в Японии, не позволяет ей перекипать. Мало кто знает, что самовар изначально использовали для приготовления сбитня».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В XVIII веке чай оставался элитарным и крайне малораспространенным напитком. И, прокладывая путь к сердцам и желудкам россиян, он натолкнулся на сопротивление в лице консерваторов, особенно нетерпимо отнеслись к новому напитку старообрядцы.

Чай был иноземным товаром, который начали завозить накануне раскола. А чужое — значит, «нечистое».

Поэтому среди некоторых (не всех) староверов чай считался «поганым». Но, как бы то ни было, у многих старообрядцев уже в XIX веке чай был в ходу. (Купцы-староверы в романах у Павла Мельникова-Печерского пьют его литрами, а некоторые держат чайные.) Однако и сегодня есть староверы, которые настороженно относятся к чаю. Официальная церковь чай приняла, монахи вслед за купцами его полюбили. Постепенно россияне увидели в чае полезный и приятный безалкогольный напиток, не противный христианству.

Рассказывает Иван Соколов: «В XIX веке в России чай пили все — от высших чиновников до купцов и торговцев, от крестьян до священников и монахов. Лишь самые бедные люди, которые и пятака собрать не могли, были лишены возможности побаловаться чайком. С начала XIX века получила широкое распространение традиция ежедневного чаепития утром и вечером. Встречать гостей чаем — китайская традиция, которая перешла в русскую культуру. Чаем начиналась и чаем заканчивалась трапеза в Китае, а в России чаем предпочитали заканчивать трапезу». С 1840-х годов чай стали пить практически все слои населения, вскоре он появился в российской армии.

В XIX же веке напиток не просто попал в крестьянскую среду — он стал неотъемлемым элементом крестьянского быта, потеснив привычный сбитень. Путешественник маркиз Астольф де Кюстин в своих путевых заметках о России 1839 года отмечал: «Русские, даже самые бедные, имеют дома чайник и медный самовар и по утрам и вечерам пьют чай в кругу семьи… деревенская простота жилища образует разительный контраст с изящным и тонким напитком, который в нем пьют». Маркиз, щедрый на критику россиян, русским чаем, напротив, восхитился: «На столе сверкает медный самовар и заварочный чайник. Чай и здесь такой же хороший, умело заваренный, а если вам не хочется пить его просто так, везде найдется хорошее молоко».

Иван Соколов отмечает: «Чай занимал исключительно важное место в общем объеме русского импорта. В начале XIX века чай составлял 4% всего русского импорта. Для сравнения: ввоз всех вин и водок составлял 6,5%; ввоз шелка — 6%. В середине XIX века чай составлял уже 8% всего русского импорта. Для сравнения: ввоз всех вин и водок составлял 6,5%. А ввоз шелка составил 3%. В начале XX века чай составил 5,7% всего русского импорта. Для сравнения: ввоз всех машин в этот же период составлял 12%; ввоз всего шелка составил 2,3%. С конца XVIII века чайную торговлю в России контролировали московские купцы. Именно высокие транспортные расходы долгое время делали чай недоступным простому потребителю. Создание новых маршрутов в середине и второй половине XIX века сделало чай доступным всем слоям российского общества (кроме разве что деклассированных элементов. <…> Попытки разведения чая в самой Российской империи были достаточно удачными, но их масштабы оставались крайне незначительными относительно огромных масштабов импорта чая из-за рубежа». Лишь в советский период чай с Кавказа начнет массово поступать на внутренний рынок СССР.

Пить чай по-русски

Русское чаепитие впитало опыт восточной и западной традиций и сформировало свои особенности. В Китае и Японии не принято пить сладкий чай. Но россияне адаптировали восточный напиток под свой вкус: чай пили с молоком, медом и сахаром вприкуску. Почти сразу за распространением чая начался бум сопутствующих товаров: печенья, конфет, пряников. Этому немало способствовала и дороговизна сахара, который к началу XIX века в России был только тростниковый и завозился из-за границы. Также русское чаепитие отличается обилием закусок и сдобы. По сути, это полноценная трапеза, которую запивают чаем.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Употребление чая с сахаром — товаром недешевым — вполне вписывалось в модель роскошного потребления русской знати,— объясняет историк русской кулинарии Павел Сюткин.— Отвары трав использовались у нас в Средневековье больше в лечебных целях. Для получения же удовольствия напиток должен был быть на меду или с добавлением ягодного сока. К тому же вряд ли кто в Москве XVII века понимал, как надо правильно его заваривать. Но люди привыкли к тому, что питье должно быть насыщенным, а не только согревать. К тому же сахар нейтрализовал непривычный для соотечественников горьковатый вкус чая. С помощью сахара, молока, сладостей его адаптировали к русской вкусовой традиции.

По-мужски стаканами

Как пишет историк Элеонора Басманова, «заварочные чайники появились в Европе в середине XVII века как результат смешения восточных и европейских традиций чаепития. <…> В 30-х годах XVIII века появляются первые русские серебряные чайники для заваривания чая». Вскоре последовали медные и латунные, позже — фарфоровые. Описывая события 1820-х, писательница, мемуаристка Татьяна Пассек в книге воспоминаний «Из дальних лет» рассказывала, как экономка уничижительно отзывалась о европейских самодержцах, несостоятельность которых подкрепляла, обращаясь к деталям быта: «Какие это короли, говорила она тоном пренебрежения, это не короли, а королишки, у них, чай, и чайнички-то все с отбитыми носиками».

Продолжая тему чайной посуды: по словам Элеоноры Басмановой, «стаканы, в отличие от фарфоровых чайных пар и сервизов, были посудой, доступной даже для самых бедных слоев населения». Стаканы в подстаканниках считались более предпочтительными для мужчин, чем для дам.

Татьяна Пассек вспоминает о «не женском способе» пить чай своей знакомой в 1830-е: «Я знала одну очень милую, умную девушку, которая думала уравнять права свои с правами мужчины, усвоивши их костюм и манеры. Утрами она надевала мужской халат, пила из стакана чай, курила трубку на длиннейшем чубуке…»

Привычные сегодня чайные ложки вошли в обиход наших соотечественников в XVIII веке, но даже к концу века серебряные ложечки в помещичьих семьях были редкостью — пользовались деревянными. Мемуарист Михаил Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы» писал о чайных традициях в дворянских домах во второй половине XVIII века. Вот что он рассказывал о Марии Римской-Корсаковой, урожденной княжне Волконской: «В старину чай пили только вечером. <…> Хозяйка сама заваривала чай. Ложечек чайных для всех не было, размешивали чай палочкой простой деревянной или корицей, пили более с медом и патокой, сахар нынешний был большая редкость, и первый сорт был цветом желтый, очень дурно очищенный, пили также и с изюмом».

Мемуарист Дмитрий Благово в книге «Рассказы бабушки…» передал воспоминания своей бабки Елизаветы Петровны Яньковой. Она рассказывала об отрочестве во второй половине XVIII века: «Когда матушка была еще жива, стало быть, до 1783 года, приносили в гостиную большую жаровню и медный чайник с горячею водой. Матушка заваривала сама чай. Ложечек чайных для всех не было; во всем доме и было только две чайные ложки: одну матушка носила при себе в своей готовальне, а другую подавали для батюшки. Поутру чаю никогда не пили, всегда подавался кофе».

Достоевский у самовара

Правила заваривания чая в России выстраивались постепенно. Умело приготовленный чай становился мощным магнитом для гостей. Мемуарист Степан Жихарев 1808 году писал, что ради хорошего чая к нему заглянул сослуживец Алексей Юшневский: «Юшневский велел принести самовар и чайный прибор, поставил столик и, накрыв его салфеткой, расположился пить чай en amateur (как любитель — франц.). "Вы все профаны,— сказал он,— пьете чай кой-как; надобно пить его со вкусом, как пьют московские купчихи".— "Кушай во здравие; у меня чай московский, его станет на год на всю артель сослуживцев".— "Знаю; Хмельницкий не нахвалится твоим чаем; оттого-то, признаться, я и зашел к тебе"».

Но не все были такие умельцы, как Жихарев и его слуги. Писатель, инспектор Санкт-Петербургской духовной академии Дмитрий Ростиславов оставил любопытные записки, опубликованные в «Русской старине» и относящиеся к 1820-м годам. «Тогда [в Рязани] начинал входить в употребление чай. Немногие решались заводить у себя такое дорогое угощение, которое только наполняло желудок горячею водою и возбуждало пот, но не придавало голове никакого куражу. Иная баба или сама по себе, или даже посоветовавшись с мужем, клала чай прямо в горшок или чугун, в котором приготовлялся кипяток, но видя, что выходила какая-то пустая жидкость, находила нужным подбавить туда гречневых круп, луку и другой какой-либо приправы».

Страстным чаевником был Федор Достоевский, о чем вспоминали многие его современники. Он предпочитал крепкий чай и заваривал его сам. Жена писателя Анна Григорьевна Достоевская в «Записной книжке 1881 года» рассказывала, как муж делал себя чай незадолго до смерти: «Заваривал чай, сначала споласкивал чайник горячею водой, клал 3 ложечки чаю (причем непременно требовал "свою" ложку, она так и называлась "папиной ложечкой") и наливал лишь 1/3 чайника и закрывал салфеточкой; затем минуты через три дополнял чайник и тоже накрывал. И наливал чай лишь тогда, когда самовар переставал кипеть. <…> Клал два куска сахару».

Москва — город чая

Искони патриархальная Москва — чайный город. «В России вплоть до конца XVIII века чай можно было купить лишь в Москве и на Ирбитской и Макарьевской ярмарках, куда его доставляли из Европы, а с 1725 года с учреждением Кяхты — напрямую с китайской границы»,— пишет Элеонора Басманова. Она отмечает, что до середины XIX века в Петербурге существовал лишь один специализированный чайный магазин, тогда как в Москве их насчитывалось больше сотни. В это время «свыше половины всего объема завозимого в Россию чая употреблялось в Москве». Здесь же находились конторы чайных королей — «Петр Боткин», «Василий Перлов», «Семен Перлов» и другие. Как пишет Иван Соколов, «Чаеторговля в XIX — начале XX века была настолько прибыльной, что уступала явно только производству и сбыту водки».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Бытописатель Иван Кокорев рассказывал о Москве 1840-х: «Как средство возбудительное (наркотическое), чай действует более на сердце, чем на голову: вот почему особенно полюбили его жители Белокаменной.

Другие города, строго преданные дедовским обычаям, не скоро знакомились с роскошью, довольствовались сбитнем, отваром мяты, липового цвета, или другой какой скромной, доморощенной травы с медом; Петербург пробавлялся кофеем, а Москва деятельно пристращалась к чаю».

Историк Вера Бокова в книге «Повседневная жизнь Москвы в XIX веке» пишет: «Ели в дворянских домах, как и везде в Москве, часто и помногу. Поутру, в полдевятого-девять, пили чай со сливками и белым хлебом (калачами, солеными бубликами)…» Ближе к 1860-м москвичи полюбили устраивать летом гуляния в парках, на которые ездили компаниями и куда захватывали самовары. Мода на подобные увеселения быстро распространилась по всей стране.

Иван Соколов в статье «Чай и чайная торговля в России в XIX — начале XX веков» пишет: «Первыми массовыми потребителями чая уже к началу XIX века стали купцы, быстро смекнув, что за чашкой чая можно вести свои дела. С начала XIX века чай пили, в основном, в трактирах, закусывая его калачом и, в свободное от переговоров время, чай порой чередовали с водкой».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Как отмечает Бокова, в Москве знали множество сортов чая, его любили и разбирались в нем, потому поддельный чай москвичам не пытались налить. Дамы пили чай обычно дома и в гостях, мужчины садились к самовару дома в день раз по пять, а еще столько же раз заходили в трактиры, где за чаем говорили о важном. Истинные чаевники пили чай с сахаром либо внакладку (клали сахар в чай), либо вприкуску, предпочитая колотый сахар. От горячего чая прошибал пот, потому к чайным приборам приносили полотенце. Люди попроще наливали чай в блюдце и дули, держа его на весу, но строгие этикетные нормы в дворянских домах такой способ чаепития не дозволяли.

Кипрей пускает корни

Как только чай в России вошел в широкий обиход, его все же начали подделывать. Способов удешевить продукт было множество. Самый простой — дешевые сорта выдавать за более дорогие. В чайную смесь включали добавки, добавляли спитую заварку. Фальсифицированный спитой чай называли еще рогожским по месту изготовления — Рогожской заставе в Москве, но такие умельцы водились не только там. С конца XIX века в мешки подкладывали металлические опилки, смешивали разные сорта с иван-чаем, листьями вишни, ивы, тополя, дуба, высушенной свеклой и добавляли свекольный сок (для интенсивности настоя).

Копорский, или иван-чай,— распространенный суррогат, получаемый из засушенных листьев кипрея и встречавшийся в чайной торговле в России в XIX — начале XX века. Часто под копорским чаем понимался не только настой из иван-чая, но и самые разные подделки. Название «копорский» произошло по названию села Копорье под Санкт-Петербургом, где выращивали и заготавливали кипрей. Иван-чай в сравнении с китайским чаем был дешев. Вреда в нем не было, но по своим вкусовым качествам с дорогим китайским напитком он несравним. Павел Сюткин рассказывает: «Будучи не в состоянии пресечь все это жульничество полицейскими методами, власти пошли по самому простому варианту — запретить вообще сбор и производство копорского чая. Но запретительные меры особого воздействия на нашу российскую торговую смекалку не возымели. И были через некоторое время отменены».

Мемуарист Николай Свешников служил мальчиком в петербургской лавке, но проворовался и отправился за лучшей долей в Москву в конце 1850-х, где в ночлежке получил коммерческое предложение: «Один приезжий из Ржева поил меня чаем и по секрету сказал мне, что это чай капорский и, вероятно, рассчитывая, что у меня есть деньги, предлагал мне этого чаю несколько пудов по дешевой цене и советовал вообще заняться этой торговлей, говоря, что она очень прибыльна».

Чай для каждого

В очерках Ивана Кокорева о жизни московского простонародья 1840-х упоминаются дорогие сорта китайского чая: «лянсин», «маюкон» (орфография сохранена), которые были доступны и беднякам. «С середины XIX века чай начинает вводиться в различных учебных заведениях»,— пишет Иван Соколов. Краевед, богослов Николай Розанов в «Воспоминаниях старого москвича» писал о годах обучения в Заиконоспасском духовном училище в 1867–1870-е годы: «Чай бурсакам не полагался — его пили только те, кто имел родителей побогаче». Мемуаристка Елизавета Вяземская оставила воспоминания о Рязанском епархиальном женском училище в 1894 году: «Ученицы епархиального женского училища вставали в 7 часов утра, одевшись, шли на молитву, потом пили чай с двумя кусками сахару и с черным хлебом. <…> Блюдцев не было, чай горячий, пока выпьешь одну кружку — за одним столом уже встают, за другим подымаются, и не успеешь выпить другую. Некоторые имели свое блюдце, те успевали выпить по две кружки чаю».

Мемуарист Николай Свешников родился в 1839-м в мещанской семье в Угличе. Он писал о своем детстве: «Чай у нас в городе тогда был роскошью: в мещанских семьях его редко пили, да и в иных купеческих семьях пили только по одному разу в день, при том же в то время чай и сахар были гораздо дороже, чем теперь».

Как пишет Соколов, во второй половине XIX века городские низы тоже потянулись к чаю. Рекомендации немногочисленных докторов сработали как реклама. Жители московских трущоб были очень рады даже спитому чаю.

За что платили

До 1917 года выбор сортов чая у жителя Российской Империи был несравнимо шире, чем у европейца. Павел Сюткин объясняет: самым дорогим считался «цветочный» чай, то есть из чайных почек. Затем следовал байховый — черный рассыпной. При этом была масса вариантов, когда цветочный чай смешивался в лавках с байховым. Что порождало множество сортов от того или иного купца. И наконец, внизу этой пирамиды был чай кирпичный. Байховый дорогих сортов продавался преимущественно в Центральной России и крупных городах Сибири, пишет Элеонора Басманова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Писательница Екатерина Авдеева-Полевая в «Записках и замечаниях о Сибири» 1837 года подробно объясняет, что такое кирпичный чай: «Он вывозится от китайцев, на большие суммы, и его пьют татары, буряты и забайкальские русские. Они так привыкают к нему, что он делается для них необходим. Многие женщины съедают даже листья чаю или выварки, которые называются шара. Кирпичный чай имеет вид доски, длиною вершков семь, шириною пять, а толщиною в вершок. Целый кусок его называется кирпичом; листья его, когда разварятся, такие же, как и у обыкновенного чая, только гораздо больше; но в чае, который известен под именем байхового, одни листья, а в кирпичном целые ветки». Другими словами, кирпичный чай, в отличие от байхового, представлял собой брикеты из прессованной крошки, получаемой из чайных листов и веточек.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Антон Чехов жаловался в письме родным в мае 1890 года по дороге на Сахалин: «Одна старуха, подавая мне чайную ложку, вытерла ее о задницу, но зато вас не посадят пить чай без скатерти <…> Чай здесь пьют кирпичный. Это настой из шалфея и тараканов — так по вкусу, а по цвету — не чай, а матрасинское вино.

Кстати сказать, я взял с собою из Екатеринбурга ¼ фунта> чаю, 5 фунтов сахару и 3 лимона. Чаю не хватило, а купить негде. В паршивых городках даже чиновники пьют кирпичный чай и самые лучшие магазины не держат чая дороже 1 р. 50 к. за фунт. Пришлось пить шалфей. <…> Чай в дороге — это истинное благодеяние. Теперь я знаю ему цену и пью его с остервенением Янова. Он согревает, разгоняет сон, при нем съедаешь много хлеба, а хлеб за отсутствием другой еды должен съедаться в большом количестве; оттого-то крестьяне едят так много хлеба и хлебного».

Историк Инга Маслова в статье «Культура повседневности уездного купечества в России в XIX — начале XX столетия» рассказывает о быте купцов Вятской губернии: «Цены на чай зависели от сорта: самым дорогим был цветочный и насыпной чай, стоимость которых доходила до 120 рублей за место (местом называли кожаный мешок с чаем, весом примерно 16 кг). Большим спросом пользовался дешевый кирпичный чай, стоимость которого равнялась 18 рублей за место. Чай пили не менее 3–4 раз в день. Чаепитие дополнялось молоком, булками, вареньем, пряниками».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Иван Соколов пишет: «Россия уже в XIX столетии сильно уступала той же Англии по количеству выпитого чая на душу населения, зато европейская Россия пила самый качественный китайский чай. Народности Сибири, Кавказа и кочевые народы Средней Азии предпочитали крепкий (с высоким содержанием кофеина), но менее качественный кирпичный чай. В Сибири и на Дальнем Востоке чай был значительно дешевле и, как следствие, куда более широко распространен».

И самовар, и библиотека

Историк Юлия Демиденко в книге «Рестораны, трактиры, чайные: из истории общественного питания в Петербурге XVIII — начала XX века» сообщает: первая официальная чайная открылась в Петербурге 28 августа 1882 года. А затем подобные заведения стали возникать повсюду — вдоль трактов, у почтовых станций и железнодорожных вокзалов, подле базаров и театров… «К чаю здесь подавали горячий хлеб и свежесбитое масло, молоко, сливки и сахар. На кипящих самоварах развешивались бублики и баранки, которые всегда были теплыми, а в плетеных кузовках подавались сухари и сушки. Вскоре возникла и новая традиция чайных — подшивки газет, бесплатно их мог пролистать любой посетитель. Подобные заведения в одинаковой мере должны были удовлетворять и поклонников рождавшегося "национального" стиля в искусстве (и соответственно в быту), и увлекавшуюся идеями народничества интеллигенцию»,— пишет Демиденко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Иван Соколов отмечает: «Появление чайных стимулировалось низкими налогами, а продажа в них алкоголя запрещалась. Запрет этот, однако, повсеместно нарушался. <…> С конца XIX века библиотеки, которые Общества Трезвости организовывали при чайных, стали центрами революционной пропаганды. Так чай становится частью новой культуры — революционной». Чайные стали важной социальной инициативой, поскольку там малоимущие слои населения могли получить не только дешевый чай, но и ночлег.

Со временем нарядные чайные уступили место более скромным заведениям, рассчитанным на простой народ. Ассортимент рабочих чайных был скромен — чай или просто кипяток, хлеб и булка, горячие блюда. Мемуаристы Дмитрий Засосов и Владимир Пызин в книге «Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX–XX веков; записки очевидцев» вспоминают: «Обычно трактиры и чайные имели две половины: одна — для публики попроще, для "чистой" публики другая. Обслуживали здесь половые. Особой чистоты не было, но кормили сытно. Здесь обедал трудовой люд, вечером собирались компании, бывали скандалы и драки, слышались свистки, появлялся городовой, кого-то вели в участок, других вышибали. Играла машина или гармонист. Цены невысокие. Часто сюда заходили только попить чаю. Не доверяя чистоте посуды, сами споласкивали ее. При заказе порции чаю подавали два белых чайника: один маленький — для заварки, другой — побольше, с кипятком; крышки были на цепочках, а носики в оловянной оправе, чтобы не разбивались».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Глупая вода и чай навсегда

Писательница, мемуаристка Ирина Одоевцева в книге воспоминаний «На берегах Невы» описывает чаепитие с Николаем Гумилевым голодной зимой 1920-го в Петрограде. На кухне прислуги не оказалось, и Гумилев вызвался сам приготовить чай. «Он наливает воду в большой алюминиевый чайник, снимает кастрюльку с примуса и ставит на него чайник. Все это он проделывает с видом фокусника, вынимающего живого кролика из своего уха. Мы садимся за кухонный стол и ждем, пока вскипит вода. Ждем долго.— Удивительно некипкая, глупая вода,— замечает Гумилев.— Я бы на ее месте давно вскипел. И как бы в ответ крышка чайника начинает громко хлопать.— Вот видите,— торжествует Гумилев,— обиделась и сразу закипела. Я умею с ней обращаться. Вода, как женщина,— надо ее обидеть, чтобы она вскипела…» — рассказывает Одоевцева.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Ей запомнилось и другое чаепитие, когда Гумилев угощал поэтов «настоящим, а не морковным чаем с сахарным песком внакладку и ломтиками черного хлеба, посыпанного солью и политого подсолнечным маслом». А 30 апреля 1920 года в квартире Гумилева состоялся прием с «поэтическим смотром» в честь приехавшего из Москвы Андрея Белого, и студистка Ирина Одоевцева читала стихи с маститыми мэтрами. Мероприятие украсило чаепитие, значимость которого демонстрировала сервировка. «Обычно Гумилев пьет чай прямо на пестрой изрезанной клеенке, из помятого алюминиевого чайника»,— писала Одоевцева. В этот раз стол в столовой был накрыт белой скатертью, там же стояли вазочки с вареньем, изюмом, медом, сухариками. Но дело было не только в кондитерском изобилии. Важность трапезы знаменовал ярко начищенный клокочущий самовар. «Белый вскакивает, подбегает к самовару, смотрится в него, как в зеркало, строя гримасы.— Самовар! — блаженно вздыхает он.— Настоящий томпаковый (из сплава меди с цинком.—“Ъ”), пузатый! С детства люблю глядеться в него — так чудовищно и волшебно. <…> С детства страстно люблю чай. Горячий. Сладкий-пресладкий. И еще с вареньем».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Раненые в Русско-японской войне за чаепитием в госпитале, 1906

Фото: Виктор Булла / МАММ / МДФ

Покупатели в чайном магазине в Москве, 1955–1956

Фото: «Чай». Каталог, 1956 / Pastvu

Не угас интерес к чаю и чайным и сегодня. Мода на кофе не отменила интереса к чаю — напитку, который прочно ассоциируется с домашним уютом, уверен основатель современных русских чайных «Нитка», исследователь русской чайной традиции Андрей Колбасинов. У сети «Нитка» три чайных в Москве, еще две — в Туле и Нижнем Новгороде, скоро откроется заведение в Тюмени. «Вспыхивает временная мода на чаи — например, иван-чай или гречишный, но именно черный чай составляет основной запрос,— рассказывает господин Колбасинов.— В дореволюционной России предпочитали черный чай, хотя пили и зеленый. А заваривали, как и сейчас, в фарфоровых, глиняных чайниках. Сегодня люди любят интересные купажи, у нас популярен черный чай с черемухой и черной смородиной. Плюс тренд на здоровый образ жизни, потому запрос на чай актуален. А Россия изначально — чайная страна».