Любой международный трибунал — вмешательство во внутренние дела страны, чьи граждане оказываются под следствием. Вопрос в другом: в каких случаях такая интернационализация Фемиды оправданна или неизбежна, и с какими издержками это связано. Отбросим как не подлежащий повторению пример трибуналов в Нюрнберге и Токио, когда военных преступников судили международным судом. Война была мировой, а коалиция победителей — слишком большой и неоднородной. По итогам менее глобальных войн победители предпочитают передавать проигравших на суд своей страны, как это сделали американцы с Саддамом Хусейном (любому арабисту ясно, что экс-диктатор не прожил бы и двух суток после смены американского караула у его камеры на иракский).
Но есть и другие ситуации, когда национальная судебная система не может вершить правый суд. Причины могут быть разными. Первая — когда подозреваемый — "государственный человек", но его государство не потерпело военного поражения, а сам он не "взят в плен". Тогда либо под внутренним, либо под внешним давлением процесс выносится за границу. Примеры — трибунал ООН в Сьерра-Леоне или суд по "делу Локерби", когда Ливия, зажатая санкциями, выдала обвиняемых во взрыве американского самолета — но не Англии или США, а голландским судьям. Кто-то внутри страны может быть недоволен, что "своих выдали", но большинство населения готово заплатить такую цену за то, чтобы "закрыть страницу", позорящую страну.
А как быть, когда масштаб преступлений выходит за национальные границы? Это и международный трибунал по Руанде, и трибунал по Югославии. Кто кого должен судить: хорваты — сербов, а сербы — хорватов? Или каждый — своих? Обиженных на любой приговор будет не меньше, чем довольных. Единственный выход — суд международный.
Ливанский же случай, при всей типичности, уникален. Ливан утратил суверенитет еще до того, как получил независимость. В XIX веке Франция взяла под покровительство христиан-маронитов, Россия православных, Англия — друзов. В прошлом веке к этой картине добавились новые измерения: Сирия, которая не смирилась, что Ливан стал самостоятельным государством; палестинцы, которые создали в Ливане свое "квазигосударство"; Израиль, которому палестинцы угрожали; Иран, помогающий шиитам. За каждой внутриливанской силой всегда стояла сила внешняя. А потому ни одна сила не могла одержать полную победу: поражение другой стороны слишком сильно задело бы ее покровителей. После гражданской войны 1958 года в ливанской политике установился принцип: "Ля галиб уа ля маглюб" — "Ни победителей, ни побежденных".
В этих условиях международный трибунал — это суд не незаинтересованной третьей стороны, а "сборной покровителей". Представьте, что председатель суда — дядя потерпевшего, а его заседатели — двоюродные дедушки подсудимого. А если еще выяснится, что за убийством стояла Сирия? Сирия "тянет" за собой весь ближневосточный узел, Ирак и проблему борьбы с терроризмом. В общем, ливанский случай беспрецедентен. Велик риск, что он подорвет легитимность самого понятия международного суда.