Я считаю, что можно запретить чиновникам общаться с прессой. Это очень просто. И чиновники, и пресса испытают огромное облегчение. Ведь для любого журналиста общение с чиновником — самая тяжкая кара за самые тяжкие его грехи. Вот человек, допустим, не смог приехать на похороны близкого человека в город, где родился и вырос,— и в качестве расплаты получает редакционное задание: взять интервью у министра здравоохранения и соцобеспечения Михаила Зурабова. Он даже не знает сначала, что такова расплата именно за этот грех. Он думает даже, что журналистская удача повернулась к нему лицом и он наконец-то докажет всем, что не зря его взяли стажером в эту большую и даже громадную газету.
Он будет думать так до тех пор, пока не позвонит в пресс-службу Михаила Зурабова. После этого он больше так не будет думать. А после того как он наладит общение с пресс-службой на постоянной основе, он вообще утратит способность думать. У него останется только способность звонить по указанному телефону и спрашивать, получили ли в пресс-службе предполагаемые вопросы Михаилу Юрьевичу и не надо ли отправить их еще раз.
Уже и интервью давно станет неактуальным, уже и парень не стажер, а независимый журналист, то есть безработный (после именно этой истории), уже даже и Михаил Зурабов, допустим, независимый министр (хоть и из-за другой истории), а только парень навсегда останется в душе стажером, так и не взявшим интервью у Михаила Зурабова.
Чиновникам, тем более, не нужно объяснять прелесть того, что они не должны общаться с прессой. Они не просто понимают эту прелесть, они ее чувствуют животом — так, как волк или медведь-шатун чувствуют приближение смертельной опасности.
И вот вышло бы, как в Корее, какое-нибудь постановление, регламентирующее порядок общения чиновников и прессы, то есть стирающее это общение с информационной карты страны. И все бы вздохнули с огромным, повторяю, облегчением. И это облегчение продолжалось бы у чиновника дня два. А потом он бы вдруг осознал, что вся его жизнь рушится к чертовой матери. И он уже застал бы себя сидящим в баре "Джек рэббит слимз" и страдающим от того, от чего только и может по-настоящему страдать человек: что его никто не понимает. И даже жена не понимает. И тем более, мама жены, которая прочитала в газете о монетизации льгот и расстроилась до слез, что больше у нее никогда не будет лекарств, которые были, ну были же! И она позвонит дочке своей. А дочка спросит у мужа: "Да что же такое вы там у себя творите?! Ну совсем же стыд потеряли!"
А он скажет: "Да мы же не такие! Я сейчас все объясню!" И будет объяснять — всю оставшуюся жизнь. И не успеет объяснить даже ближнему кругу родственников.
А журналисты будут, как и раньше, в полном порядке. У них наконец-то появится безукоризненный повод огульно критиковать власть и чувствовать себя полностью правыми.
Пример чего, при отсутствии позиции официальной власти по этому вопросу, я сейчас и продемонстрировал.