Музей Метрополитен

Московское метро празднует свое 90-летие. Возраст почтенный, но не самый старый в мире: лондонский метрополитен открыли, когда у нас отменили крепостное право. Ну так взгляните на их метро: низкие вагончики и узкие тоннели, которые то и дело работают с перебоями и плохо справляются с пассажиропотоком британского мегаполиса, сумрачные станции унифицированного скромного дизайна. Налицо чисто транспортная задача сооружения. То ли дело метро в Москве: с самого начала оно было феноменом искусства, идеологии и наглядной агитации.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Планы строительства метро были еще в царское время, но тогда и Москва не была столицей, и, по слухам, церковные власти возражали против того, чтобы спустить людские потоки под землю, где живым-то не место. А при большевиках, на излете НЭПа, Москва оказалась так переполнена народом, что наземный транспорт перестал справляться. Вместо уехавших после революции город наполнился хлынувшими со всех концов страны, и население столицы выросло до 4 млн. Люди висели на трамваях даже снаружи, мандельштамовская строка «Я трамвайная вишенка страшной поры» отсылает к самым конкретным городским реалиям. В 1931 году случилась такая пробка из трамваев, извозчиков и редких еще автомобилей, что столица оказалась полностью парализована. Тогда и решено было разработать план метрополитена.

Всесоюзное значение

Это время первой пятилетки, и метрострою сразу придали статус стройки всесоюзного значения. Столица первого в мире социалистического государства решила сделать не просто еще один способ передвижения для граждан — подземный город должен был стать парадной витриной нового строя. Постановление Совнаркома от 25 мая 1932 года за подписями Молотова и Керженцева поручило обеспечить стройку лесоматериалами, металлом, цементом и прочим в первую очередь. Курировать строительство поручили Лазарю Кагановичу, а начальником Метростроя стал Павел Роттерт, беспартийный профессор, изучивший метро и тоннели в Америке, а потом вызволивший из ГУЛАГа нужных для работы инженеров.

Родовая хорда метро — от парка до парка, от Сокольников до Парка Горького. Это направление было выбрано первым, чтобы соединить центр города (и предполагавшийся на месте снесенного храма Христа Спасителя колоссальный Дворец Советов) и три вокзала на Каланчевской площади. Красная линия на схеме напоминала букву «У»: от нынешнего «Охотного Ряда» отходила ветка к «Смоленской», где тогда был крупнейший в столице рынок. Всего 13 станций, среди них такие названия, как «Кировская», «Дзержинская», «Улица Коминтерна», «Дворец Советов». Почта СССР в 1935 году выпускает серию марок с видами будущих станций, представляет небывалый вид транспорта как футуристический, передовой, остромодный.

Добровольное движение

На плакате Густава Клуциса 1934 года «Вся Москва строит метро» оно названо лучшим в мире, и это официальный титул будущей подземки. Были организованы не только субботники, когда горожане помогали в работе строителям, но и настоящая мобилизация: с предприятий на строительство метро отправили тысячи комсомольцев как самых сознательных, ответственных и энтузиастических. Поэт Евгений Долматовский был в их числе, о чем и написал поэму «Добровольцы», по которой в 1958 году был снят фильм. Но гораздо ранее метро воспел Леонид Утесов в иронической «Песне старого извозчика».

Более того, облик наземных павильонов и интерьеры станций рассматривались как оружие в идеологической войне с Западом. Неудивительно, что к делу были привлечены первоклассные архитекторы и художники. «Мы воюем за новое человеческое общество, мы воюем за новые права человека, мы воюем против эксплуатации, против рабства, за добровольный сознательный труд... И если, товарищи, спросить нас, как мы строили метрополитен, то коротко мы могли бы сказать: мы не просто строили метрополитен, мы воевали за победу нашего первого советского метрополитена!» — сказал Каганович на церемонии пуска первой линии 14 мая 1935 года. На следующий день к открытию метро в него устремились сотни тысяч нарядных горожан, праздновавших это событие. Выгуливать в метро наряды и кататься от станции к станции, как на аттракционе, было весьма популярно в первые годы нового транспорта.

После пуска первой линии в газетах и журналах стали появляться материалы, поясняющие, как пользоваться эскалаторами, как купить жетон и пройти турникет, каковы правила поведения в вагоне. Комизм испуга и растерянности сказочного старика Хоттабыча, впервые попавшего в метро, в повести Лазаря Лагина и одноименном фильме был вполне понятен пассажирам первого поколения.

Дворцовый переворот

Стройка в 1930-х — это лопаты, носилки, тачки, ведра, кувалды и даже гужевой транспорт. Проходческий щит был куплен в Англии позднее. А метростроевцы и метростроевки (конечно, и женщины тоже, ведь социализм первым в мире освободил женщину от домашнего труда ради труда общественного) сразу были воспеты как герои нового времени — крепкие, белозубые, молодые и сильные. Как они увековечены, можно увидеть и сегодня прямо на станции «Комсомольская» на панно из цветной майолики. Художник Евгений Лансере, в пору Серебряного века входивший в изысканное объединение «Мир искусства», работая над этими панно, принес в свою мастерскую брезентовые робы рабочих, чтобы проникнуться духом строителей-энтузиастов и точно схватить фактуру. А сам перронный зал с его четырехгранными колоннами розового мрамора и верхними галереями с коваными ограждениями создал знаменитый Дмитрий Чечулин, позднее — главный архитектор столицы, автор гостиницы «Россия» и высотки в Котельниках. Чечулин строил и станцию «Охотный Ряд», а позднее — «Киевскую» и «Динамо».

Великий Алексей Душкин построил нынешние «Кропоткинскую», «Площадь Революции» и «Маяковскую», позднее — «Новослободскую» и «Автозаводскую». Первая поначалу называлась «Дворец Советов» и должна была стать его подземным вестибюлем. Все здесь было истинно дворцовым: и размах, и роскошь, и традиция. Невероятной высоты потолок поддерживали высокие, расширяющиеся кверху колонны, в которые были вмонтированы невидимые светильники, разливавшие мягкий свет. Формой они напоминали пальмы, а для пущей очевидности между ними были установлены кадки с живыми пальмами. Душкин вдохновлялся Древним Египтом и храмом Амона в Карнаке, строя свой подземный дворец при советском фараоне.

Уже вторая очередь метро, теми же ударными темпами построенная до войны, соединила «Сокол» и нынешнюю «Театральную», «Киевскую» и «Курскую». Одной из самых ошеломляющих и поныне остается «Маяковская» с ее стальными дугами между колоннами вдоль путей и 35 овальными плафонами в высоком потолке. Разглядеть их можно, только запрокинув голову. Видимо, такой же восторг должен был испытывать каждый, поднявший глаза в небо советской страны: красные кремлевские звезды и звенья аэропланов, дирижабли и парашютисты, парящие в полете спортсмены, матери, возносящие младенцев на руках, и качающиеся на ветках наливные яблоки. Рисунки эти создал самый знаменитый художник той поры Александр Дейнека, назвавший свою серию «Сутки Страны Советов». Над этим декором ахнули не только в Москве — проект Душкина и Дейнеки получил Гран-при на Всемирной выставке в Париже в 1937 году и Гран-при на Международной выставке в Нью-Йорке в 1938-м.

Но, помня о Дейнеке как авторе рисунков панно, нередко забывают упомянуть их физического создателя — выдающегося петербургского мозаичиста Владимира Фролова. Он когда-то украсил бесчисленными мозаиками храм Спаса на Крови, а теперь древнее искусство употребил во славу нового строя. Его мозаики можно видеть и на «Новокузнецкой», и на «Новослободской», а последнюю свою работу художник, погибавший в блокадном уже Ленинграде, создал для «Автозаводской».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Культовое место

Некая религиозная составляющая присутствовала, сознательно или нет, в общем замысле и воплощении московского метро. Метрострой заменил собой возведение храмов, а метрополитен нес образы, культуру, стиль нового времени и нового общества. Не только масштаб, величие и красота должны были впечатлять в каждом из залов-перронов огромного подземного дворца, но и новые лица, характеры и профессии должны были явиться вместо низвергнутых революцией. На античные греческие храмы со скульптурными фризами похожи оба вестибюля «Динамо» авторства архитекторов Лихтенберга и Ревковского — красота олимпийских богов вполне рифмовалась с культом спорта тогдашней Москвы, с ее парадами физкультурников и главным стадионом, одноименным станции.

«Площадь Революции» — другой красноречивый пример. Скульптор Матвей Манизер создал целый пантеон нового советского человека — 76 бронзовых фигур в разных позах и с разными орудиями мирного труда или войны, мужских и женских, детских и даже анималистических: от солдат и матросов до крестьян и интеллигенции, по четыре фигуры для каждого из 20 арочных проемов вестибюля. И интуитивное ощущение культа это место хранит до сих пор — достаточно взглянуть на стертые сияющие носы собак у пограничников или оружие у матросов и солдат, на то, как пассажиры привычным жестом на ходу поглаживают их «на удачу».

А иногда для оформления станций заимствовали не только стили, но и непосредственно элементы церковной архитектуры. Так, из кафедрального собора Риги привезли цветное стекло, предназначавшееся для украшения костелов, и художник Павел Корин создал витражи, и ныне украшающие «Новослободскую».

Как в кино

Для метро не жалели не только стройматериалов, но и дорогой отделки: гранита, мрамора, мозаики, цветного стекла, фарфора, бронзы, позолоты. Так, из фарфора гениальная скульптор Наталья Данько создала семь фигур—олицетворений семи советских республик в потолочных кессонах станции «Театральная».

Особенный размах и роскошь присущи были станциям, построенным во второй половине 1940-х — начале 1950-х: конечно, их стиль отражал триумф великой военной победы.

Самой роскошной стала Кольцевая линия, станции на которой делали мегазвезды: Щусев, Иофан, братья Веснины и др.

Станции, построенные до 1955 года, сегодня объект изучения и заботы города и восторженного изумления туристов из разных концов света. То и дело можно видеть группки в сопровождении гида или одиночек, снимающих селфи и сторис в исторических интерьерах на самых красивых станциях московского метро.

Метро жило и продолжает жить согласно общему пульсу страны. В моменты исторических потрясений его строительство притормаживается, а внешний вид ветшает. Когда жизнь становится полноводнее, власти неизменно обращаются к метро и продолжают воплощать на свой лад и вкус в новых формах, но все ту же главную идею его возникновения: метро есть парадная витрина мегаполиса.

Сегодня отдаленные станции даже не всем москвичам известны — так далеко, порой за МКАД, протянулись лучи подземки, которые знают не столько по названиям и уж тем более не по номерам, недавно присвоенным в связи с новой навигацией, а по цветам. «Верх синей» или «низ зеленой» — и всем понятно, о каком районе города речь.

Став подземным дворцом и музеем, метро, естественно, стало и частью культурного ландшафта. Пионером тут стал режиссер Григорий Александров, в фильме «Цирк» с Любовью Орловой в главной роли задействовавший как съемочную площадку станцию «Охотный Ряд». Уж если показывать преимущества советского строя перед американским, так заходить с козырей, из которых важный — свежеоткрытое лучшее в мире метро! Оно с годами стало нередким фоном действия в фильмах, где герои встречаются у выходов метро, или спускаются на эскалаторах, или едут в вагонах — привычно, как и 6 млн ежедневных пассажиров. Удивительно лишь, что метро пока не стало главным героем, а не просто местом действия ни в каком отечественном фильме. А ведь московское метро дает к тому немало возможностей. У него есть свой флер легенд и тайн — про заброшенные тоннели, секретные бункеры, правительственные линии, прошивающие город недоступно для простого народа, слухи ходят много лет. Кроме слухов есть и факты: в истории метро есть несколько исчезнувших перегонов и станций, сначала возведенных, а потом закрытых. В его истории есть главы успехов и просчетов, есть логичные изменения — например, когда после разоблачения культа личности сталинские портреты и цитаты исчезли с ряда станций, как их и не бывало. Есть грустные — как закатанные в асфальт мозаичные полы на «Лубянке», а есть нелогичные — попробуйте объяснить гостям города, почему у нас две «Смоленские» и две «Арбатские» и это разные станции на разных ветках.

В литературе же в нулевых случился феномен «Метро 2033» — антиутопии, где жизнь после апокалипсиса перемещается с поверхности города в метро, различные ветки и станции которого становятся субгосударствами. Эта опасная и защищающая одновременно функция метро растет из народного сознания, в котором хранится память о бомбежках Москвы и о метро, ставшем в годы войны убежищем и для госструктур, и для народа.

Искусственное пространство

В 2002 году Музей архитектуры организовал выставку, ставшую событием, под громким и отчасти провокативным названием «Подземный рай пролетариата». Фотографии архивные и актуальные, эскизы и артефакты передавали и реальную историю, и мистическую подкладку великого сооружения, заставляя и москвичей по-новому взглянуть на привычную подземку, и городские власти подвигнуть на реконструкцию обветшавшего в 1990-х метро.

Конечно, такую мощную и разветвленную структуру, как метрополитен, то и дело пытаются приспособить для чего-то помимо собственно перевозки пассажиров. Метро становится рекламной площадкой (многие помнят завешанные рекламными щитами сплошь стены эскалаторов), новостным стендом — особенно с появлением высокотехнологичных вагонов с мониторами, на которых новости чередуются с роликами об истории столицы и актуальных событиях. В 2018 году, когда все флаги были в гости к нам на чемпионат мира по футболу, в метро даже проводились прямые трансляции матчей, чтобы болельщики не прерывали просмотр на время поездки.

А еще метро — это сцена. Пение и музыка поставлены на профессиональную платформу: определены места с хорошей акустикой в переходах, где исполнители не будут мешать людским потокам. Певцы и музыканты собирают вокруг себя слушателей, с удовольствием транслирующих их номера в соцсетях и порой пританцовывающих и подпевающих.

Вагоны поездов внутри и снаружи нередко становятся страницами книги на какую-то тему: историческую, литературную, художественную. Заходя в такой необычный поезд, люди отвлекаются от гаджетов и начинают изучать фото, тексты, рисунки и надписи, понимая, что это временное явление и надо успеть полюбопытствовать.

Но, конечно, метро не могло не стать выставочным пространством и само по себе. Особенно для этого пригодилась станция «Воробьевы горы». Ее платформа — это мост через Москву-реку, а стены — стеклянные, пропускающие внутрь солнечный свет и открывающие взгляду панорамные виды. Построенная в советское время с нарушениями технологии, она долгое время была закрыта. Когда же станцию при мэре Юрии Лужкове реконструировали, на нее тут же обратила внимание Московская международная биеннале искусств, избравшая ее одной из своих площадок. Выставки проходят здесь и сегодня — для них и созданы колонны в виде круговых стеклянных витрин.

Как бы ни менялось метро, где давно платят не жетонами, а смартфонами, где исчез запах креозота, до сих пор ностальгически поминаемый старшими, оно остается кровеносной системой мегаполиса. «Встречаемся в центре зала», «последний вагон из центра», «из стеклянных дверей налево» — это то, что переводить нужно со сносками, но это родной каждому москвичу язык, как и навык машинально встать на платформе так, чтобы войти в нужный вагон.

Наталья Шаинян