Труман Капоте. "Летний круиз"

Труман Капоте. "Летний круиз"

Главный вопрос, который вызывает каждая новая находка "никому доселе неизвестного творения" знаменитого автора,— стоит ли публиковать все эти произведения, чаще всего сознательно скрытые от людских глаз их создателями. Например, рукопись самого раннего романа Трумана Капоте "Летний круиз" была засунута писателем на самое дно одной из картонных коробок, оставшихся в брошенной им бруклинской квартире. И никогда, даже во времена своей наибольшей славы, когда издатели готовы были опубликовать что угодно, подписанное фамилией Капоте, писателю не приходило в голову опубликовать свой ранний опус.

Писать "Летний круиз" Капоте начал в 1943 году. Ему тогда было двадцать лет. Он работал в журнале "Нью-Йоркер" и проживал, соответственно, в городе Нью-Йорк. Но первоначальный этап завоевания столицы длился недолго — легендарный главный редактор "Нью-Йоркера" Гарольд Росс выгнал молодого сотрудника как подающего недостаточные надежды, и Капоте пришлось возвращаться в родной штат Алабама.

Там молодой автор продолжал работать над "Круизом", пока в декабре 1944 года — как Капоте позже рассказал своему биографу Джеральду Кларку — он не засунул рукопись в дальний ящик стола. А потом "взял несколько хорошо отточенных карандашей и новый блокнот с желтыми линованными листами, забрался в постель, не снимая одежды, и написал исполненную удручающего оптимизма строчку: 'Другие голоса, другие комнаты — роман Трумана Капоте'".

Публикация в 1948 году "Других голосов, других комнат" принесла Капоте безусловный успех. И нельзя представить себе ничего более различного, чем рассказанная там история мальчика из захолустного южного штата, оказывающегося среди странных обитателей огромного аристократического особняка, и хроника жаркого нью-йоркского лета благополучной, но неудовлетворенной жизнью юной героини "Летнего круиза".

Разница — не только в тематике, но и в исполнении. Выразительность "Летнего круиза" еще куда более модернистская "доспассовская", чем прозрачная "капотовская" (а в переводе Ксении Тверьянович стиль "Летнего круиза" совсем уж сближен с "Манхэттеном" Дос Пассоса в переводе Валентина Стенича). Плюс зашкаливающие количество общих мест, которые, безусловно, уже тогда — в середине сороковых — никого не способны были шокировать: "Она бы не постеснялась признать: да, я богата, и деньги — моя опора, ибо вполне отдавала себе отчет в том, насколько важна для нее эта опора, эта почва, в которую она пустила корни".

При всем при этом "Летний круиз", конечно, печатать стоило. Во-первых, потому что это вполне себе неплохая книжка, если мерить не по "Завтраку у Тиффани" и "Хладнокровному убийству", а по калибру тех книг, которые вообще-то пишутся, издаются и читаются. А во-вторых, потому что она что-то добавляет к образу Капоте — фигура которого сейчас стала прямо-таки совсем важной.

Начавший в "Летнем круизе" с обсказывания красивыми словами интеллигентских банальностей Капоте в дальнейшем стал автором чуть ли не важнейших штампов нашего времени. Например, основополагающей идеи, что, убивая убийцу, общество абсолютно ему уподобляется, так замечательно высказанной в "Хладнокровном убийстве", что именно этот способ эту мысль выражать оказался бесконечно воспроизводимым вплоть до знаменитого фильма Кубрика "Механический апельсин". Или правдивого соображения, что по-настоящему понимать женщину может только тот, кто женщинами как классом не интересуется. То есть гомосексуалист. Неочевидно, но настойчиво присутствуя в "Завтраке у Тиффани" (чьей предтечей, по мнению многих критиков, является "Летний круиз"), это соображение сегодня докатилось до самых массовых продукций типа модного сериала "Секс в большом городе" и слащавой голливудской комедии "Свадьба моего лучшего друга".

Так вот, того самого Капоте, который нашел интонацию, чтобы сказать об этих и множестве других вещей, впоследствии оказавшихся главными, когда-то волновали межсословные отношения юной Грейди Макнил и их трагические последствия. Прочитать про них стоит хотя бы для того, чтобы потом подумать, что из всего этого выросло. Тем более что читать придется всего 180 маленьких страничек.

Рената Литвинова. "Обладать и принадлежать: новеллы и киносценарии"

В этом сборнике кинопроза Ренаты Литвиновой собрана под твердой обложкой впервые. Во многом потому, что Литвиновой лишь недавно удалось убедить издателей сохранить ее орфографию — например, написание слова "пидорасты" через букву "т" — в первозданной чистоте.

Книга Литвиновой — это прежде всего новое измерение женских историй. Женских не в смысле романов об удачном супружестве, героиням Ренаты мужчины могут быть даже не нужны. Они сами работают на мужских работах (киллером, например, или милиционером), пытаются осмыслить жизнь и скорее используют мужчин, чем от них страдают. Общий образ героини легко вычисляется: чаще всего ее зовут Рита, она любит кого-то недостойного или недоступного, сама является объектом чьей-то болезненной привязанности, отдается мужчинам за деньги и удовольствия. И наконец умирает: рикошетом от пули, или замерзнув на скамейке у взлетной полосы, или таблеток наглотавшись, или от болезни неизвестной — это единственное, в чем возможно разнообразие. Смерть у Литвиновой — герой неизбежный и главный, она описывает ее так, будто сама давно и неоднократно с ней знакома. Смерть, конечно, очень страшна, но не менее, чем ужасающая, неуютная жизнь, и каждый неизбежно к этому приходит: "Умирать страшно — это правильно. Но жить — гораздо страшнее, это точно".

Официально Литвинова пишет литературные киносценарии, но фильмы по тем же текстам совершенно неузнаваемые: в "Обладать и принадлежать" только образ глухонемой Яи напоминает о "Стране глухих" Тодоровского, а в романе "Богиня" практически невозможно узнать будущий фильм. Литвинова игнорирует учебники по сценарному мастерству — пишет как пишется. Записанное кино неизбежно становится прозой — у него другие образы, другие персонажи,— и центром ее становится насыщенная, показательно неправильная речь.

Рене Петер. "Одно лето с Марселем Прустом"

Два года назад внучка драматурга Рене Петера опубликовала во Франции воспоминания своего дедушки о лете 1906 года, когда Марсель Пруст и Рене, друзья детства и в ту пору оба начинающие литераторы, шатались вместе по Парижу и обсуждали женщин, музыку, литературу и общих знакомых. Появление неизвестного доселе свидетельства о Прусте, о котором в силу его признанного величия вроде бы интересно знать все, вызвало даже некоторый резонанс.

В 1906-м Рене был уже довольно известным драматургом, а Пруст — начинающим писателем. Пройдет всего год, и выйдет "По направлению к Свану", еще через шесть лет — "Под сенью девушек в цвету", роли поменяются.

Разговоры с Прустом у Петера ничем не отличаются от любых юношеских бесед и вертятся в основном вокруг любви и счастливого будущего. Да и вообще, эта книга не то чтобы проливает какой-нибудь дополнительный свет на юность гения, зато выставляет в хорошем свете тех, кому удалось с ним пообщаться, и позволяет читателю представить себя на их месте.

Владимир Спектр. "Русский жиголо"

Книжка Спектра способна заинтересовать потому, что ее опубликовало вроде бы радикальное издательство Ad Marginem, так что там может быть какой-нибудь подвох. Но никакого подвоха в ней нет. Это старательная глянцевая повесть про московского альфонса, страдающего по счастливым университетским временам и еще, как оказывается, от тяжелой степени шизофрении. Это даже не Бегбедер для бедных, а Робски для небогатых. Все удовольствие — в выстроенных пестрым парадом именах звезд и брэндов. В первом же абзаце моментально теряешься в обилии имен — от той же Робски до ресторатора Новикова и от доктора Курпатова до Дэмиена Херста. Плюс неизменные Dolce & Gabbana и DSquared. В этом и есть назначение такой прозы — называть. Заставить каждого тусовщка биться за то, чтобы в таком списке увековечиться. Вокруг Спектра, правда, такого ажиотажа не наблюдалось.