Ключ к музыке

Сегодня одними из самых сложных коллекционных наручных часов считаются часы с музыкой. Например, знаменитые часы Opera II работы Girard-Perregaux могут играть отрывки из Моцарта и Чайковского — на их изготовление у мастеров уходит порядка пяти лет. О давнем родстве музыки и часов размышляет Сергей Ходнев.

Из всех технических устройств, окружающих человека в повседневной жизни, с музыкой в первую очередь, пожалуй, ассоциируются именно часы. И это не случайно. Ведь, в конце концов, метроном устроен точно так же, как и часы, так что у его щелчков, если угодно, та же природа, что и у звука работающего часового механизма.

Это, впрочем, далеко не единственная точка, где часы и музыка сходятся. Да и вряд ли она могла быть единственной: музыка существует давно, часы тоже, а вот часы именно в привычном нам виде и с привычным устройством — вещь куда более молодая. Когда часы были солнечными, водяными или песочными, тогда вряд ли их можно было заподозрить в какой-то особенной музыкальности. Впрочем, бывали и исключения, которые мало-помалу стали напоминать закономерность: как только часы из банального устройства для указания времени превращаются в автомат, наделяются какими-нибудь дополнительными свойствами — музыка тут как тут.

Если не музыка, то хотя бы для начала просто звуковой сигнал. Принято считать, что необходимость "слышать" ход времени первыми осознали монахи средневековой Европы, молитвенное правило которых было строго распределено по часам суток. Но звучащие часы появились куда раньше, чем часы с боем: хитроумные механизмы на основе водяных часов конструировали еще в античной Александрии, а позже в изготовлении таких устройств изощрялись средневековые арабские и византийские мастера. С помощью сложной системы резервуаров, клапанов, патрубков, лопастей и тяг вода в таких часах не только управляла часовым механизмом, но могла также "оживлять" механические фигуры и даже заставлять их издавать звуки.

Но то были диковины, на которые большинство общества посматривало не без подозрения. Постепенный расцвет музыкальных часов (и музыкальных автоматов на основе часового механизма) начался только в XVI веке — тогда, когда и часовая техника сделала колоссальный шаг вперед, и потребность людей образованных и состоятельных в "научных чудесах" давала себя знать более явно. Вместо однообразного боя часы снабжались все более и более сложной "фонограммой", Так, в настольных часах мог размещаться механический органчик, который иногда дополняли звучащими металлическими язычками или колокольчиками — для большего полнозвучия. На корпусе таких часов могли размещаться механические фигурки якобы играющих музыкантов — трубачей, флейтистов, лютнистов. Ну а к XVIII веку, когда становится возможным широкое распространение карманных часов, мастера быстро осваивают и производство миниатюрного музыкального механизма: сообразно вкусам владельца часы могли играть, например, мелодию популярного танца или модной оперной арии. Что трогательно, но в конечном счете назойливость этой "репетиции" была, вероятно, сродни настырности иных нынешних рингтонов. Искусствовед и писатель Павел Муратов (автор знаменитых "Образов Италии") в своем романе "Эгерия" (1921) не случайно вывел незадачливого кардинала, проигравшего папские выборы из-за того, что в самый торжественный момент конклава его карманные часы, к всеобщему смущению, заиграли мелодию фривольной арии. Впрочем, и профессиональные музыканты не относились к часовой музыке свысока. Кое-кто и вовсе писал специальные пьесы, предназначенные для часов с механических органом,— среди них Карл Филипп Эммануил Бах, Гайдн и Моцарт.

Однако не только музыка постепенно, шаг за шагом "внедрялась" в часы, но и часы периодически становились предметом вдохновения для композиторов. Сначала, правда, не часы как механизм, а часы как часть суток: аллегорические фигуры 12 (или и всех 24) бывали второстепенными персонажами пышных придворных дивертисментов эпохи барокко. Можно вспомнить, например, "Балет Ночи" Жана де Камберфора, поставленный в честь победы кардинала Мазарини над Фрондой, ну а заодно возвеличивающий юного Людовика XIV (который в этом балете появлялся в образе Солнца-Аполлона): 12 Часов составляют там свиту Ночи, а заодно и сопровождающий ее вокальный ансамбль. Более поздние композиторы тоже неоднократно выводили на сцену олицетворенные часы, когда требовалось создать зрелище, как раз напоминающее об эпохе барокко. Так, Часы танцуют свой знаменитый танец на балу в опере Понкьелли "Джоконда", действие которой происходит в XVII веке; в балете Николая Черепнина "Павильон Армиды" (один из ярчайших спектаклей начальной поры дягилевских русских сезонов) фантасмагория в духе XVIII века тоже начинается танцем часов под звуки курантов.

Сами же обиходные часы-механизм до поры до времени оставались слишком уж бытовым и банальным предметом, чтобы композиторы и публика уделяли им серьезное внимание. Если в вокальной музыке XVII — начала XVIII веков и встречаются упоминания о часах, то это, как правило, часы как аллегория быстротечности времени (которую в графике передавали изображением песочных часов). Очень не скоро утвердилась мысль, что изображение, скажем, боя часов в оперной, балетной или какой-либо иной музыке может быть не просто бессмысленным звукоподражанием, но и эффектом, крайне важным драматургически.

Ну а уж в опере XIX века редко какая душераздирающая полуночная сцена обходилась без мрачного звона башенных часов (достаточно вспомнить "Риголетто" Верди или его же "Бал-маскарад"). Комнатные часы в оперных партитурах редкий гость, но и тут есть яркий пример: "Сцена с часами" в "Борисе Годунове" Мусоргского, где внезапно пошедшие (и зазвонившие) диковинные часы заморской работы — явное предвестие близких пертурбаций. Самым же оптимистичным часовым звоном можно назвать бой курантов в конце сцены бала из "Золушки" Прокофьева. Хоть оркестр здесь изображает работу часов с самой суровой тщательностью, всякому понятно, что это тиканье и этот звон главным героям балета в конечном итоге предвещают счастье — то есть то состояние, в котором за часами можно с полным правом не наблюдать.