выставка искусство
В Москве, в центре современного искусства "Винзавод", открылась галерея ПРОУН. Это — новый проект знаменитой галеристки Марины Лошак вместе с ее партнером коллекционером Марией Силиной. Галерея открылась выставкой "Крестьяне. Постсупрематический эпос", представляющей художников круга Казимира Малевича. О галерее и выставке — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
На выставке около пятидесяти произведений графики и двадцать живописных эскизов Николая Суетина, Константина Рождественского, Эдуарда Криммера, Владимира Стерлигова и Анны Лепорской — поздних учеников Казимира Малевича. Сам Малевич представлен минимумом малозначительных работ. Все ученики — того времени, когда Малевич создавал свой второй крестьянский цикл. Малевич считал свою живопись истиной и не допускал, чтобы его ученики делали что-то другое: рядом с одной истиной вторая не растет, поэтому все произведения представляют собой робкие попытки понять, чего же хотел учитель. Это вещи из семей художников, первые наброски, схемы будущих работ — материал, который трудно считать сделанными произведениями. Но, разумеется, дорогостоящий коллекционерский материал. Тут такая ситуация, что важно, не какая работа, а то, что это Николай Суетин, ученик самого Малевича. Сомневаться в ценности произведений также неинтересно, как сомневаться в ценности $50 тыс. Интересно другое.
Марина Лошак — законодатель правил для богатых и знаменитых интеллигентов. Это работает как мода, не нужно обсуждать, нужно посмотреть, что носят, и надеть похожее. Это уже третья галерея, которую она делает (до того — знаменитый Центр искусств на Неглинной и галерея Гарри Татинцяна, где она была куратором), и, рассматривая выставку, можно сказать, что мода несколько изменилась. Галерея называется ПРОУН (аббревиатура, придуманная когда-то Эль Лисицким,— "ПРОект Утверждения Нового"), и это новое нам предъявлено.
Если представить себе ту же выставку в Центре на Неглинной, то в ней принципиально отсутствуют три вещи. Во-первых, концепция. На Неглинной так вещи не выставляли, там всегда был какой-то замысел, антураж, игра, там сталкивались разные художественные пласты и темы. Во-вторых, ставка на художественное качество. Наконец, третье — соединение произведений из частных коллекций с музейными собраниями, что поднимало и статус коллекций, и художественное качество выставки.
Теперь ничего этого нет. Стиль выставки — минималистичный, голые кирпичные стены и работы, которые как бы говорят сами за себя. Некоторым образом сигнал, который можно понять так — больше не надо играть в художественную составляющую, нечего грузить на коллекции антураж, связи с музеями и кураторские концепции, все это лишнее. На стенах висит аналог денег, не очень больших, но вполне достойных. Соответственно — достойная интеллигентная галерея.
В этом контексте критика является излишеством, этакой ненужной игрой ума при лицезрении посторонних $50 тыс. Ну что сказать? Лет двадцать назад Дмитрий Сарабьянов все объяснил нам про второй крестьянский цикл Малевича. Объяснение основывалось на двух фактах: с одной стороны, датировках, 28-30 годы, с другой — на пластике самих фигур. Крестьяне у Малевича улетают в супрематическую галактику нового мира, и там им живется своеобразно — все без лиц, как бы утратившие индивидуальность, и многие без рук, как бы с руками, связанными за спиной, и стоят как перед расстрелом. Действительно, счастливый новый мир.
У самого Малевича в его крестьянском цикле действительно присутствует некий метафизический трагизм обезличенного тела, и, возможно, он и впрямь думал про себя нечто близкое к тому, что увидел в его крестьянах Дмитрий Сарабьянов. Но вслух художник этого явно не произносил и ученикам своего знания не передавал. Их ученические работы выглядят так, как будто вот есть маг, и у него получаются заклинания, а есть еще группа малоразумных адептов, которые стараются делать что-то похожее, но все это у них так неумело и наивно, что даже обида за них берет. Некоторые, как Криммер, просто совсем ничего не умеют. Некоторые, как Рождественский и Суетин, умеют, но что-то другое.
Рождественский в этом смысле особенно показателен. Фигуры у него, как у Малевича, тоже в полный рост, тоже в пустыне с низким горизонтом и полосатым небом, но только не вполне супрематические. Они могут как-то двигаться, и тогда вставшие в ряд три фигуры, соединившись руками, превращаются вдруг в какой-то супрематический сиртаки. Могут возносить руки к небу и носить в этих руках снопы. Что касается снопов, то их в основном рисовал Николай Суетин. Не самые удачные произведения, сноп и сноп, углем, очень торжественно, похоже на неопалимую купину. По сравнению с его агитационным фарфором, где он, несомненно, был лучшим, эти снопы как-то не слишком вдохновляют, но поскольку он их нарисовал штук двадцать, то все равно возникает ощущение, что что-то такое важное нарисовалось. Не совсем понятно — что.
В какой-то момент, бродя по залу, я сообразил, на что это все похоже — на ВДНХ. Рисунки Суетина — на сноп перед павильоном РСФСР, а все фигуры Рождественского выглядят как эскизы к фонтану "Дружба народов". Особенно вот эта крестьянка с вознесенными вверх руками со снопом — ну один в один из фонтана. ВДНХ ведь тоже некоторым образом крестьянский цикл, и не Малевич, куда глупее, но с претензиями на магическое содержание. Ведь вот наша бонтонность — какая же она занимательная! Наброски к неосуществленным картинам художников второго ряда, которых нелегкая забросила к Казимиру Малевичу, в то время как сами они, пожалуй, лучше бы влились в число декораторов ВДНХ — теперь эталон интеллигентности, сдержанного благородного вкуса. Это то, к чему мы должны стремиться. Правда должны, над этим не надо думать. Надо просто посмотреть и сделать похоже.