Про социалистический рай мы все знаем. Или почти все. Его на протяжении 70 лет устраивали в нашем государстве в противовес капиталистическому аду, якобы существовавшему до 1917 года. Впрочем, а почему "якобы"? Тройка с бубенцами, преданный дворецкий, белужья икорка на льду и цыганки из "Яра" — все эти атрибуты дореволюционной России не были доступны рядовому такелажнику или разнорабочему. Жизнь у этих людей была адова — Максим Горький в романе "Мать" нисколько не лукавил. К достоверности фактов никаких претензий нет. Другое дело, что в России все-таки существовали образцы капиталистического рая для рабочих. Один из них — Глуховская мануфактура, расположенная рядом с городом Богородском (в наши дни — подмосковный Ногинск).
Все началось в 1888 году, когда товарищество Богородско-Глуховской мануфактуры возглавил Арсений Морозов. До этого мануфактура — одно из подразделений гигантской империи купцов Морозовых — ничем особенным не выделялась из громадного числа иных подобных предприятий. В одном только Иваново-Вознесенске, текстильной столице России, их было множество. Но при Арсении Ивановиче все стало по-другому. Еще бы — он был человек амбициозный и задался целью создать в своей Глуховке истинный рай. Утопический город счастливых ткачей. Чтобы это был рай во всех без исключения отношениях: и производственном, и социально-бытовом, и, разумеется, архитектурном. И создал.
"Историко-статистическое и археологическое описание г. Богородска" сообщало: "На самой значительной по своим оборотам Богородско-Глуховской фабрике имеется библиотека для служащих и рабочих, выписывающая все русские журналы и газеты и состоящая более чем из 5000 томов. Вообще, рабочие Богородска и окрестностей резко отличаются благообразием, степенностью, пьяных в городе мало, несмотря на соседство фабрик, в городе распространена грамотность. Объясняется такое положение дел тем, что в Богородске рабочие живут с семьями оседло и давно, тогда как на других фабриках рабочие разлучены с семьями, а это есть главное зло... В Богородске шире, чем где-либо в России, кроме как в Москве, развилась частная благотворительность".
Этому беспристрастному изданию можно поверить. И вправду, глуховский рабочий очень сильно отличался от своих коллег с других мануфактур.
Центром, основой, сердцем Глуховки был, разумеется, главный фабричный корпус, так называемая Новоткацкая фабрика. Она была построена в 1908 году известным архитектором А. Кузнецовым, учеником Кекушева и Шехтеля. Фабрика была признана одной из лучших в мире. И неспроста.
Это было громадное одноэтажное здание с высоченным потолком. Свет падал не только из окон — на крыше было множество стеклянных фонарей разных размеров. В результате света в помещении было гораздо больше, чем в обычных заводских цехах, что помогало сохранить зрение рабочим.
А между фонарями устроили газон — для отдыха.
Система вентиляции была довольно хитрая, похожая на нынешние сплит-системы. Воздух забирался в одном месте, нагревался (или охлаждался) в другом и подавался в помещение, к тому же непосредственно к рабочим местам. Каждый имел свое место в гардеробной — шкафчик с ключиком. Внутри действовало современнейшее оборудование, не только производительное и экономичное, но и экологичное — тихое и комфортабельное для рабочих.
Все было сделано на совесть — первый ремонт Новоткацкой фабрике потребовался только в 1967 году. Кстати, именно здесь снимали один из культовых советских фильмов — "Светлый путь" с Орловой в главной роли. Словом, не фабрика, а истинный рай.
Рядом с Новоткацкой фабрикой располагалось нечто совершенно неожиданное — большой и аккуратный парк. Опять-таки один из лучших в государстве. Современник писал: "Особенно чистой и ухоженной была Глуховка. К каждой фабрике по слободкам и улочкам тянулись, покрытые мелким шлаком, липовые аллеи. Жилые постройки, кроме казарм, одно- и двухэтажные деревянные, красивые, с большими застекленными верандами, предназначались для управляющих, мастеров, служащих...
Хозяйский сад, утопающий в зелени, находится на берегу Черноголовского пруда, в нем был небольшой двухэтажный особняк Морозова и маленькая деревянная церквушка. Особняк деревянный, внутри красиво отделан деревом разных пород. После Великой Отечественной войны он сгорел.
Парк представлял собой небольшой дендрарий с обилием разной древесной и кустарниковой растительности, часть которой привозили из-за рубежа.
До революции, в субботу и воскресенье, в престольные праздники парк открывался для всеобщего посещения, играл духовой оркестр. Никто ничего не ломал. К парку примыкал хорошо оборудованный стадион с велотреком, водной и лодочной станциями. У входа на стадион возле центральных ворот — небольшой фонтан".
И все это для простых рабочих. Если у них, конечно же, появится желание воспользоваться велотреком или покатать любимую на лодочке.
Проживали же герои капиталистического труда далеко не в бараках. Новые рабочие жили в так называемых казармах, четырехэтажных и кирпичных. Правда, тем казармам запросто мог позавидовать иной столичный доходный дом. Да, в комнатах проживало по несколько человек. Зато их жилище было оборудовано вентиляцией, канализацией, воздушным отоплением и прочими славными достижениями прогресса, которые в те времена имел не каждый миллионщик.
Более того, рабочий не был обречен на постоянное житье в казарме. Если он не нарушал дисциплину, не пьянствовал, не опаздывал — словом, демонстрировал себя с хорошей стороны, то администрация давала ему либо ссуду на постройку собственного дома, либо отдельную квартиру в домике на четыре семьи. Если же он не приходился ко двору, его увольняли.
Семье служащего господин Морозов предоставлял двухэтажный деревянный дом (тоже с канализацией и прочими удобствами). А элита производства — инженеры и иностранные спецы — жили в коттеджах.
Кроме того, у всех работников были социальные гарантии: больничная касса, кредитование сотрудников, проработавших на фабрике несколько лет. В городке действовали магазины, аптека, родильный приют, больничный городок, библиотека, школы и училища, а также огромный огород, где для сотрудников выращивали всяческие овощи. Об электрической станции и говорить не приходится. Разумеется, она существовала.
Кто же имел возможность оказаться в том раю? В первую очередь, конечно же, старообрядцы. Морозов, будучи раскольником и не скрывая этого, предпочитал брать на работу своих товарищей по вере. Им доставались лучшие места, им назначались лучшие зарплаты.
Можно сказать, что Арсений Иванович был фанатиком старообрядства. Он, к примеру, создал при мануфактуре Морозовский хор. Хор был нешуточный — три сотни человек. Одеты они были так, как одевались до Петра Великого (которого Морозов, разумеется, великим не считал). Для написания нот использовалась "крюковая грамота". Репертуар же, разумеется, духовный и старообрядческий.
Выступал тот хор по большей части в храмах, но не только. Хор был настолько замечательный, что его нередко приглашали на гастроли и в Москву, и в Петербург. Речь при этом велась не о маленьких старообрядческих храмах, а о светских и крупных концертных площадках. Более того, хор регулярно выпускал собственные граммофонные пластинки. Морозов не смущался этого — наоборот, считал во благо всяческую пропаганду родной веры.
Пресса же была в восторге от морозовского коллектива: "Концерты этого хора стали традиционными и всегда пользовались заслуженным успехом, так что посетители расходились под сильным и неотразимым впечатлением чарующих звуковых образов, создаваемых безукоризненным художественным исполнением дивных образцов из сокровищницы древнерусского искусства".
Во-вторых, требовалось вести и здоровый образ жизни, вообще быть благонадежным человеком. При приеме на работу каждого знакомили с морозовским девизом: "Не пить, не курить, не воровать". Не разрешалось также материться. Тех, кто нарушал этот девиз, не ждало на мануфактуре ничего хорошего.
А в-третьих, следовало отказаться от большой части привычных и естественных свобод. Кроме запрета на курение и алкоголь на фабрике существовало множество иных запретов. Например, не разрешалось покупать продукты в городе. Отовариваться можно было только в магазинах самого Морозова, где велись счета в "заборных книжках", а потом стоимость купленного вычиталась из зарплаты. Доходило до того, что сам Морозов патрулировал подъезды к Глуховке и осматривал тех, кто идет из Богородска. Если видел что-нибудь съедобное — швырял на землю и топтал. А мог и плеткой пару раз пройтись. Кстати, плетка ожидала и того, кто будет уличен в курении и матерщине.
Неудивительно — создав свой "рай", он ощутил себя его хозяином, который имел право на все. От рабочих же Морозов ожидал полного подчинения.
Купец С. И. Четвериков писал: "В первое мое заключение в тюрьму (Богородскую) нас, заключенных, выгоняли на общественную работу — очищать от снега соединительную ж. д. ветвь, Богородско-Глуховскую мануфактуру Т-ва Морозова. Было очень холодно, и я, чтобы согреться, усиленно работал лопатой. Во время передышки я увидел человека, идущего по рельсам от фабрики к нам и несущим что-то крупное в руках. Когда шедший поравнялся со мной, я узнал в нем моего гимназического товарища, председателя правления Т-ва Глуховской мануфактуры Арсения Ивановича Морозова, который нес в руках большой образ. После изумления от такой встречи выяснилось, что Морозова выгнали рабочие из его фабричной квартиры, и он, захватив только свой фамильный образ, направлялся в город искать себе пристанища. Так как мы оба были все же видные представители московского купечества, то такая встреча не была лишена симптоматического значения для переживаемого времени".
В 1917 году закончилась жизнь этого удивительного и противоречивого человека. А его райская мануфактура превратилась в обычный советский рабочий поселок.