Взятие на испуг

Стивен Кинг. "История Лизи"

"Ветер не просто воет под карнизами, но кричит, как женщина, которой безумец дюйм за дюймом вспарывает живот, да еще тупым ножом" — вот такая погода стоит в последнем романе Стивена Кинга, любимая погода его читателей. Книга, как обычно у Кинга, сентиментальна, как дневник школьницы, и страшна, как ночной рассказ школьника. Эта принципиальная детскость — один из секретов всемирной популярности Кинга: страхи перед первой менструальной кровью или чудовищем под кроватью свободно гуляют по американской и вообще современной психике, не встречая той системы преград и противоядий, которая составляет любую традиционную, взрослую культуру.

Перевод романа "История Лизи" появился всего через полгода после выхода в свет оригинала. Любители Кинга найдут здесь и огромных потусторонних червей, и маньяка с консервным ножом, и безумного подростка, умирающего среди собственных испражнений, и кровоточащие разрезы на теле почти всех персонажей. Эта книга — попытка вообразить, как живется писательским вдовам. Кинг написал ее после того, как сам едва не погиб в автомобильной аварии в 1999 году. Героиня романа Лизи, вдова популярного писателя Скотта Лэндона, разбирает вещи мужа, вспоминает роковые моменты их общей жизни и его кошмарного детства, пытается спасти больную сестру и сама спастись от обезумевшего поклонника Лэндона. Исцеляет сестру и убивает маньяка вода, взятая из того самого волшебного водоема, из которого Лэндон черпал литературное вдохновение. Очевидно, это более оптимистический взгляд на литературу, чем в других романах Кинга о мистике писательства: "Сияющий" ("Сияние") (1977), "Мизери" (1987), "Темная половина" (1989), "Мешок с костями" (1998).

Перевод выполнен опытным переводчиком Виктором Вебером, который зачем-то предложил нашим фэнам Стивена Кинга, обитающим в интернете, "поучаствовать в проекте по поиску и устранению недочетов в переводе книги Стивена Кинга 'История Лизи'". Как писал по завершении проекта один из участников, "вы дали возможность поучаствовать в переводе романа тем самым читателям, которым потом покупать книгу в коллекцию, дали нам возможность внести свои правки и поделиться своим видением. Спасибо вам за это огромное!" А любые фэны всегда готовы пожертвовать русским языком ради буквы священного для них писания, в данном случае — буквы английской. Они не лучшие советчики при переводе книг. Возможно, именно поэтому важная часть книги — выдуманный Кингом интимный жаргон героев — в переводе совершенно загублена. То переводчик просто записывает эти словечки русскими буквами, когда надо было бы выдумать русский аналог, то изобретает совершенно невозможные выражения — вроде повторяющегося эпитета "святомамкин".

Человеку постороннему, не фэну, мешают наслаждаться Кингом два его фундаментальных недостатка. Во-первых, от великих американских ужасателей Кинг унаследовал способность пугать, но не чувство юмора. Во-вторых, Кинга-визионера при всей его удивительной наблюдательности отличает какая-то глубинная безграмотность и нечуткость. Он путает бреды и кошмары, приходящие из совершенно разных пластов психики и реальности,— детские, предсмертные, алкоголические и т. п. Поэтому его книги часто оставляют ощущение нечистоты — в отличие от поставленных по ним фильмов, упрощающих и очищающих исходный материал.

Отсутствие чувства юмора — иначе говоря, той отрешенности, которая составляет суть настоящего искусства,— и визионерская неразборчивость помешали Кингу стать большим писателем ранга Филиппа Дика. Обидно, что эта фраза о персонаже "Истории Лизи" не может служить формулой его собственного творчества: "Бывало, он говорил (спокойно, даже с улыбкой) о том, что мог видеть на экране выключенного телевизора. Или на дне широкого стакана, если наклонить его под нужным углом".

Роберт Харрис. "Империй"

Оперативно переведенный на русский язык новый роман Роберта Харриса повествует о политической карьере великого оратора Марка Туллия Цицерона. В прошлом известный журналист, Харрис известен прежде всего замешанными на истории полуфантастическими романами. В "Архангеле" у него оживал давно забытый сын Сталина, в "Фатерланде" немцы выигрывали вторую мировую войну, а в "Помпеях", самом близком к "Империю" литературном опусе, гибель Помпей сравнивалась с крушением Всемирного торгового центра. Если сопоставлять развитие харрисовского творчества с политической историей Америки, то сейчас в центре ее, конечно, следующий ее этап — политические выборы 2004 года. Можно пойти дальше и сравнить вояку Помпея, которого поддерживает на выборах Цицерон, с Бушем, а историю его победы — с войной в Ираке, но Харрис не борется за прямые ассоциации. Все, что он хочет,— показать, как политтехнологи владеют миром, и доказать, что так всегда и было.

Поэтому в этом романе Цицерон практически не произносит речей и совсем не похож на свои описания у римских современников. Выскочка без денег и связей, обладающий только острым умом и искусством декламации, полученным от греческого учителя Аполлония Молона, он вступает за политическую борьбу за высший титул Рима — титул консула. Это значит — с одними бороться, других поддерживать, заручаться поддержкой третьих, чтобы за их спиной передоговариваться с четвертыми, и следить, чтобы тебя любил народ и в то же время не убили в подворотне.

Харрис не сильно заботится об исторических соответствиях — речи его персонажей будто подслушаны на собраниях предвыборного штаба. Своего героя автор оставляет на пике успеха — с консульским титулом, но в полной неопределенности. Неопределенность эта совершенно определенно закончится отрубленной головой Цицерона, выставленной вкупе с отрубленной же рукой на всеобщем обозрении в римском форуме — оставленное за скобками назидание, что кто высоко забирается, тот долго падает.

Габриэль Витткоп. "Каждый день — падающее дерево"

Француженка Габриэль Витткоп увлекалась некрофилией, писала жестокие романы в духе позднего декаданса, сорок лет прожила в счастливом браке с гомосексуалистом и покончила с собой за два дня до Рождества 2002 года. Такой жизни вполне соответствует ее проза, открытая нам издательством Kolonna.

Роман "Каждый день — падающее дерево" написан вроде бы в жанре путевого дневника с отсылками то к Достоевскому, то к Мейринку, но это путешествие более всего похоже на трип внутрь себя. Копание в собственной природе и памяти, откуда, как из зеркала, выплывают бесконечные гарпии, лабиринты, гермафродиты, образы, которые как будто даже не держит соединяющая нить, кроме того, что все они соединены в сознании одного человека. "Падающие деревья" — не только дни, но и люди, но и мир, в котором они живут,— "гробовая ванна, где краны сочатся ржавчиной и где большие белые пауки, гоняя таракана вдоль плинтусов, насыщаются шариками нафталина, насыпанными по углам".

Денис Пилипенко. "Преступления в спорте"

Коррупция, организованная преступность, фанатские побоища, убийства и неизвестно как попавший в "преступления" последний в карьере удар головой Зинедина Зидана — таков состав книги Дениса Пилипенко "Преступления в спорте". Собрание спортивного "желтяка", однако, попадает прямо в точку не утихнувшего с прошлогоднего чемпионата мира повального увлечения футболом, в котором скандалы не менее важны, чем сама игра. В книге Пилипенко, бывшего спортивного обозревателя, а теперь сотрудника арбитражного суда, есть, конечно, моменты даже анекдотические, особенно когда он с увлечением мужчины, попавшего на территорию женских видов спорта, начинает описывать таблетки от месячных или спортивный секс-допинг, предоставляемый женщинам-спортсменам целым штабом тренеров. Без некоторых преступлений вполне можно было бы обойтись. Можно было бы обойтись и без этой книги, если бы она не сводила воедино спортивную историю последних пятидесяти лет, в которой за соревнованиями иногда случалась борьба гораздо более увлекательная.