Наступление и наказание
«Принц Гомбургский» фон Клейста в постановке Елизаветы Бондарь
Воронежский Никитинский театр выпустил спектакль Елизаветы Бондарь «Принц Гомбургский» по пьесе Генриха фон Клейста. Романтическая драма о временах датско-шведской войны превратилась в трагикомический балаган. На премьере в Воронеже побывала Марина Шимадина.
Визуальные приметы XVII века ничуть не мешают постановке старинной пьесы быть предельно современной
Фото: Диана Литвинова
Визуальные приметы XVII века ничуть не мешают постановке старинной пьесы быть предельно современной
Фото: Диана Литвинова
Независимый Никитинский театр, созданный актером и режиссером Борисом Алексеевым, хорошо известен зрителям по всей России. Их главный спектакль-хит «Двенадцатая ночь» в постановке Юрия Муравицкого стал номинантом «Золотой маски» и регулярно собирает полные залы на гастролях в Москве, как это было в том числе в прошедшие выходные. Это отличный образец площадного театра, где все играют всех в большой песочнице: актеры вытягивают жребий с ролью прямо перед спектаклем.
«Принц Гомбургский» — тоже игра в наивный старинный театр, но другого рода. Пьеса Клейста, написанная в 1810 году, редко появляется на нашей сцене: непонятно, как сегодня подойти к этой героической драме о конфликте чувства и долга. Ее сюжет основан на реальном историческом факте: в 1675 году в решающем сражении датско-шведской войны принц Гомбургский бросил свою кавалерию в атаку вопреки приказу и принес армии блестящую победу. В пьесе Клейста, несмотря на успех операции, принца отдают под суд за нарушение устава и приговаривают к смертной казни. И тут генерал, не раз рисковавший жизнью на поле боя, испытывает панический ужас перед лицом небытия. То есть романтический герой внезапно оказывается живым человеком из плоти и крови. Современники не могли простить Клейсту этот разрыв героического шаблона — пьеса так и не была поставлена при жизни автора, который вскоре покончил с жизнью самоубийством.
Сейчас «Принц Гомбургский» уже стал немецкоязычной классикой, и главного героя играют звезды вроде Аугуста Диля, но у нас он идет крайне редко, в том числе из-за тяжеловесности перевода Бориса Пастернака. Для Никитинского театра новую сценическую редакцию создал Александр Плотников, с которым Бондарь уже выпустила «Мизантропа» в пермском Театре-Театре. Но если Мольера они радикально осовременили и переписали, то в «Принце…» лишь сократили пятиактную драму до компактных полутора часов и облегчили словесные обороты, а время действия оставили в условном XVII веке. Актеры носят камзолы и чулки, их лица выбелены, а глаза зияют темными кругами. Но все же это не герои романтической драмы — Бондарь достигает эффекта отстранения за счет приема игры в театр.
Художник Алексей Лобанов выстроил на сцене театральный портик с колоннами, за которым прокручиваются рулонные декорации, обозначая места действия. Актеры поначалу поют, принимая картинные позы (за музыку в спектакле отвечает композитор Ольга Шайдуллина), и двигаются как марионетки, о грации которых Клейст, кстати, написал целое эссе. Но больше они напоминают детей, играющих в разноцветных деревянных солдатиков, которые стоят по краям помоста. Они старательно, как в школе, записывают на планшетах указания курфюрста о боевой диспозиции, а мечтательный принц Гомбургский (его замечательно играет актер Камерного театра Михаил Гостев) в это время переглядывается со своей возлюбленной Наталией Оранской (Татьяна Солошенко) и не слушает старших. В общем, актеры увлеченно дурачатся и ломают комедию. «Как война?» — спрашивает Наталья после потешного боя. «Победил!» — радостно отвечает принц и встает на голову.
Но тут происходит слом: игры и забавы внезапно заканчиваются арестом. Принц никак не может поверить, что теперь все всерьез и что за невинную оплошность его могут приговорить к смерти. Уже избитый, окровавленный, он все надеется на милость любимого курфюрста, который для него всегда был отцом родным. Но герой Бориса Алексеева вдруг становится холоден, отстранен и очень озабочен верховенством закона, который главнее всякой власти. Он мнит себя величественным Креонтом, вынужденным казнить свою племянницу Антигону ради мира и порядка. На самом же деле курфюрст банально ревнует к славе нового героя, который вдруг стал триумфатором помимо его светлейшей воли. Но узнав, что ослушник морально сломлен, жалок и уже вымаливает прощение на коленях, легко забывает про закон и меняет решение, даруя ему помилование.
Михаил Гостев изумительно играет сцену животного страха смерти, заглядывая в пустоту люка под деревянным настилом и словно примеряясь к гробу. В такие минуты этот маленький растрепанный воробей выглядит почти Гамлетом. Но еще более невероятным выглядит следующее преображение — из охваченного ужасом существа в омертвевшего зомби, который отказывается от помилования и добровольно идет на казнь, принося себя в жертву во имя высших идеалов, во славу Отечества. Елизавета Бондарь со свойственной ей трезвостью и даже мрачностью мировоззрения отменяет хеппи-энд, который в пьесе Клейста выглядит действительно искусственным.
Александр Плотников взамен дописал свой финал-послесловие «Сон Наталии». Потерявшая жениха, а заодно и веру в человечество девушка, словно в трансе, видит все, что случится с Германией после, все новые войны и их страшные последствия — этот апокалипсис, к которому в итоге приведут игры в солдатиков и культ героической смерти. Без всякого внешнего осовременивания, оставаясь в русле романтического сюжета и даже подчеркивая его архаику, авторы умудряются создать актуальное и такое сильное высказывание, что в финале у зрителей перехватывает дыхание. Где на одной чаше весов — доблести, подвиги и слава, величие государства и гордый прусский дух, а на другой — такая хрупкая и нелепая человеческая жизнь.