Представьте себе, что в Кремль позвонил президент Буш и попросил не запрещать "Марш несогласных" в Самаре. Что бы ему ответили? А вот на такое же обращение председательствующей в ЕС Германии ответ был положительным. В чем разница? В том, что с Америкой у нас конкуренция геополитическая, а с Европой — конкретная, по сотням жизненных моментов. Европа для России — почти что сосед по коммунальной кухне. Холодильник с продуктами у нее свой, зато плита общая. От любых проблем можно уйти, кроме проблем с соседями по коммуналке. Здесь придется искать решения по всем спорным темам. Разделим их — в традиции Хельсинкского акта — на три корзины.
Первая корзина — внешнеполитическая. Здесь и Косово, и ДОВСЕ, и американская ПРО в Европе. И здесь у Европы — как это ни парадоксально — больше общего с США, чем с Россией.
Вторая корзина — комплекс торгово-экономических отношений. Наверное, не всем в Старой Европе нравится, что "большой договор" России с ЕС блокируется "новыми европейцами" по мотивам, в которых куда больше политики, чем экономики. Да и стремление Польши и Чехии понравиться Соединенным Штатам и тем самым увеличить свой геополитический вес тоже не вызывает восторга. Но как бы то ни было, в Европе они уже "свои". Между тем Москва трудно привыкает к мысли, что не только Прага с Варшавой, но и София с Таллином — это тоже Европа, с которой Париж с Берлином не могут не считаться. И которых они уже точно не дадут в обиду.
Остается третья — традиционно самая сложная для Москвы "корзина", которую принято именовать гуманитарной. На самом деле — это корзина ценностей. Европа крепко выучила один урок: на общей кухне надо хорошо представлять себе, что тебя с соседом объединяет, а не разъединяет. Немцы с французами и греки с турками помирились потому, что их взаимные обиды были в прошлом, а советская угроза — в настоящем. При такой установке на сотрудничество и выковались общие ценности — то, что сейчас принято называть "европейской идентичностью". Когда таллинские гробокопатели снимали Бронзового солдата, в Европе испытывали смешанные чувства: европейцам не нравился ни нацистский душок этой акции, ни, назовем вещи своими именами, стоящий в центре европейской столицы солдат (пусть и из бронзы) той армии, против которой Европа полвека назад сплотилась. В итоге мы сами дали Европе повод сделать выбор не в нашу пользу — когда прокремлевские молодежные движения призывали снести посольство страны Евросоюза, а милиция не могла (или не хотела) разблокировать подходы к этому посольству. Только что чернильницами не бросались, как в китайское посольство в конце 60-х прошлого века. Боюсь, что в этот момент в Европе многим показалось, что советские времена, а тем более нравы, еще не ушли в историю, а значит, мы — чужие.
Понятно, что с чужими на коммунальной кухне стараются не ссориться, но уж дружить — увольте! К чужим меньше доверия, больше подозрений. Вот и складывается к самарскому саммиту холодная атмосфера, в которой решать реальные проблемы трудно из-за нехватки "установки на дружбу".