убеждается Милена Орлова
В Центральном доме художника открывается 11-я художественная ярмарка "Арт-Москва" — от этого известия сегодня веет рутиной, как будто речь идет о черт-знает-каком по счету съезде КПСС. Парадокс в том, что вот эта самая скукота и рутинность — подумаешь, ярмарка, ну открывается, ну современное искусство, ну половина из семи десятков галерей приезжает из цивилизованных арт-стран, ну Уорхолы с Херстами на стендах, ну очередь из коллекционеров — и есть главная сенсация и достижение "Арт-Москвы". Достаточно вспомнить, как все начиналось, чтобы оценить буквально байконурский какой-то по стремительности прогресс нашего современного худрынка.
У первой ярмарки даже и имени никакого не было — так, проба. Одиннадцать лет назад, весной 1996 года, горстка амбициозных товарищей, пионеров российского галерейного бизнеса, уселась на третьем этаже ЦДХ, прямо над уже тогда кипучим антикварным салоном, и объявила себя ярмаркой современного искусства "Арт-Москва", ориентирующейся не на местные вкусы и авторитеты, а исключительно на западный контекст. Эта могучая кучка — Айдан, Марат Гельман, Елена Селина — ввела уже тогда жесточайшую эстетическую цензуру, смешно вспоминать, но экспертный совет тщательно отбирал близких по духу из десяти с половиной претендентов. Как ни странно, целеустремленным галеристам поверил устроитель антикварного салона, а ныне директор ЦДХ Василий Бычков — еще долгое время спустя он твердил журналистам, что делает "Арт-Москву" не за деньги, а за совесть, дескать, если цивилизованного рынка нет, то его следует выдумать.
Только ленивый тогда, в 1996 году, не иронизировал над пустыми залами и скучающими в них галеристами — и конкуренты из "Арт-Манежа", под завязку набитого продукцией членов еще советских творческих союзов и соответствующей публикой, и антиквары, хихикавшие в свои жилетки, и даже сочувствующие критики, называвшие это мероприятие "моделью рынка в натуральную величину". Наверное, сегодня многие из тех, кто покупал в 1996-м на втором этаже ЦДХ карельскую березу и всякую чепуху с патиной, кусают локти — тогда за какие-нибудь тысяч десять условных единиц можно было бы скупить всю "Арт-Москву", всех Куликов золотого "собачьего" периода, всех Дубосарских с Виноградовыми и спокойно ждать обеспеченной старости, потихоньку распродавая свои шедевры на "русских торгах" "Сотбис" и "Кристис". Сегодня за такие деньги можно приобрести разве что парочку работ начинающих художников — да и то если дадут скидку.
Но таких прозорливых инвесторов тогда не было, а случайных клиентов было так мало, что галеристы боялись спугнуть их, как бабочек, любым неосторожным движением. Помнится, как все они ополчились на казахскую галерею "Коксерек", решившую щегольнуть в столице национально-актуальным акционизмом — художника, зарезавшего на стенде барашка, едва самого не зарезали. И это люди вроде Марата Гельмана, никогда до этого (да и после) не боявшиеся самых отчаянных жестов, но даже они ради еще эфемерных рыночных успехов готовы были пожертвовать и корпоративной солидарностью, и своей репутацией бескомпромиссных галеристов.
Казалось, что дефолта "Арт-Москва" не переживет — и так редкие коллекционеры затянули пояса, а с большим трудом приманенные западные партнеры в 1998 году отказались от участия под предлогом неодобрения войны в Чечне. Ярмарку отменили. Но уже в 1999-м она бодро рапортовала об успехах — совокупные продажи составили целых 54 тысячи долларов! Спустя пять лет, в 2004-м, столько стоила одна купленная на "Арт-Москве" работа "мухомора" Сергея Мироненко, а годом раньше даже сам президент Академии художеств Зураб Церетели поддался ажиотажу и лично закупил в свой новый музей современного искусства на Петровке инсталляцию из глиняных голов еще ничего не строившего архитектора Александра Бродского за 30 тысяч у. е. В прошлом году сумма продаж на ярмарке подобралась под 4 миллиона долларов, а самой дорогой проданной работой стала инсталляция британской звезды Дэмиена Херста (полмиллиона). Впрочем, и некоторые наши звезды в ценах отстают не намного.
Стало окончательно ясно, что "модель" превратилась в исправно работающую машину, а то, что было упертым подвижничеством, стало нормальным, обыкновенным бизнесом. Но чтобы это получилось, должна была произойти революция в не чуждых прекрасному умах. "Арт-Москва" состоялась потому, что отказалась от привычных интеллигентских представлений о коммерческом и некоммерческом искусстве, доказав, что то, что вроде бы и невозможно продать, и есть самое дорогое. В общем, получилась парадоксальная вещь — конкуренты "Арт-Москвы", делавшие ставку на искусство, которое априори нравится публике, оказались в пролете, а пестующая (после той истории с казахом) радикалов всех мастей, часто несимпатичных, "Арт-Москва" набирает обороты.
Но парадоксом это выглядит только на нашей почве: западный опыт диктовал — не бойтесь скандалов, дары приносящих. Вдохновляющим примером и ролевой моделью для нового поколения наших творцов послужил как раз опыт Дэмиена Херста и его компании, сначала скандализировавших публику своей выставкой "Сенсацией" — всеми этими расчлененными животными, Богородицами из навоза, портретами детоубийц и заваленными использованными презервативами кроватями,— а потом взлетевших в первые строчки ценовых рейтингов. Не зря недавний визит в Москву Херста стал для здешней художественной среды почти такой же сенсацией, как концерт Пола Маккартни на Красной площади.
Естественно, показатели "Арт-Москвы" трудно сравнивать с "Арт-Базелем" или парижским ФИАКом — главными мировыми ярмарочными тусовками, но, скажем, с новым и модным "Фризом" в Лондоне — запросто. 70 галерей в Москве — это примерно четверть базельских участников. Но в Швейцарии половина резидентов представляют дорогущую классику модернизма первой половины и середины XX века — Пикассо, Мондрианов, Поллоков, к которым без миллиона в кармане лучше даже и не приближаться, а на "Арт-Москве" все же преобладает искусство последних лет двадцати, максимум тридцати, и привозимые еще пару лет назад в расчете на девственность нашей публики иностранцами Уорхолы и Раушенберги постепенно уступают место более свежим мировым арт-звездам вроде Тони Оуслера, чьи глазастые видеообъекты, глядящие этакими живыми инопланетянами,— талисман многих западных ярмарок.
Будем честными — основной контингент "Арт-Москвы" составляют галереи, которые на том же "Базеле" в лучшем случае группируются в специальном "розовом" отсеке для начинающих и подающих надежды. Монстры мирового галерейного бизнеса предпочитают если и приезжать в Россию, то не в ЦДХ, а на не так давно учрежденный международный Салон изящных искусств в Манеже, более склоняющийся к антиквариату, чем к современности. Да и отцы и матери-основатели "Арт-Москвы" не прочь перебраться в высшую мировую лигу, хотя удалось это пока лишь одной XL-галерее, прошедшей зверские фильтры базельских экспертов и уже третий год представляющей там русское современное искусство. Но "Арт-Москва" для них по-прежнему святое, а сами эти галереи — витрина ярмарки.
В то же время отсутствие ауры слишком уж больших денег должно льстить "Арт-Москве" в глазах тех, кто по старинке относится к ярмарке как к просто большой выставке. И в этом смысле "Арт-Москва" с ее разнообразными сопутствующими вернисажами и с участниками из 16 стран мира вполне способна затмить недавно отшумевшую Московскую биеннале современного искусства — ведь, как правило, на ярмарку попадает самое лучшее некоммерческое искусство.