премьера театр
В парижском "Одеоне — Театре Европы" Анатолий Васильев поставил эротико-философский роман "Тереза-философ". Рассказывает СТАНИСЛАВ Ъ-ДОРОШЕНКОВ.
Все билеты на новый спектакль "Одеона" были, как обычно, распроданы. Но за три дня до назначенной премьеры ее дату внезапно перенесли. Это для нас объяснения вроде "сыро, еще не готово, актеры должны разыграться, декорации не доделаны" нормальны, а для Парижа ситуация скандальная. Оказалось, впрочем, что дело не в декорациях, а в смене режиссерского принципа: в последний момент Анатолий Васильев попросил актеров выучить текст романа наизусть вместо того, чтобы, как предполагалось изначально, читать его по книге.
Но даже когда спектакль показали, злоключения продолжились. Через несколько дней после премьеры актриса Валери Древиль повредила ногу, и сцена танца, занимающая целый акт спектакля, была отменена. У звезды французского театра актера и режиссера Станисласа Нордэ, занятого в спектакле, не получалось ни сыграть на лютне, ни в полном объеме справиться со сложной вокальной партией (что не помешало ему отозваться о "Терезе-философе" как о своей лучшей работе в театре). А гигантский пенис, служащий частью декорации, по каким-то причинам не изверг семя, как было задумано, в финале.
"Тереза-философ" — эротико-философский роман маркиза Боэра д`Аржанса (правда, его авторство до сих пор оспаривают исследователи), классика французского просвещения и вольномыслия. Роман получил лестную оценку маркиза де Сада как достойное его самого по безбожию и порочности произведение. Темы воспитания и морали, поднятые в романе, очень интересовали, кстати, Достоевского, у которого находят многочисленные аллюзии на "Терезу". Лессинг и Пушкин, а позднее Аполлинер и Бланшо были почитателями этого романа, антиклерикальной сатиры весьма фривольного толка.
В странном костюме из железных гирлянд на голом теле сидящая в поставленной вертикально гигантской белой книге Валери Древиль исполняет одновременно все главные женские роли романа — любопытная девственница Тереза, жертва собственной наивности послушница Эрадис, лукавая сводница мадам С**, порочная аристократка мадам Буа-Лорье. Ее напарник (Станислас Нордэ) исполняет, соответственно, все мужские партии: развратный священник Дирраг, аббат-либертен Т**, вольнодумец-граф. Герои все время заняты возбуждающими воображение исповедями друг другу, каждая из которых заканчивается сексуальными актами. Они наглядно показаны с помощью "дадаистских" механизмов — господин Васильев и художник-сценограф Игорь Попов начали сочинять их еще многие годы назад, в условиях, в которых была немыслима их реализация, задолго до того, как впервые подумали о "Терезе".
Например, два огромных и похожих на куски мыла шара на прозрачной платформе, между которых отец Пирраг просовывает в паз "канат святого Франциска", обмотанный красной тряпкой на конце. Святой отец вращает рукояткой, что приводит два шара в движение, отчего благодаря трению канат начинает входить и выходить. За простотой механики скрыто сильнейшее напряжение. Когда подходит главный момент и канат готов сломать машину, а экзальтированная Эрадис, соблазненная святым отцом, произносит "я умираю", все погружается в белесый слепящий свет и на лицах актеров видна поразительно лучезарная улыбка.
Странно, что Анатолий Васильев поставил свой, как он сам говорит, последний спектакль во Франции по-французски, публично заявив о намерении никогда не показывать его в России, где его, по существу, выжили из собственного театра. И трогательно, что в сценографических деталях "Терезы" легко узнается московский зал "Школы драматического искусства" на Поварской улице, только перенесенный в филиал "Одеона". Наверное, и выбрана была вторая, а не основная сцена театра специально для того, чтобы воссоздать амфитеатр с балюстрадами и твердыми скамейками, на которых зрители сидят тихонько, боясь шелохнуться, несмотря на боль в копчике.
Принцип господина Васильева: "быть полностью враждебным залу — значит быть полностью им принятым". Несогласные иногда возмущенно уходят. Так происходит и в парижском Одеоне: после очередного слова "антракт", вязью вышитого на банном полотенце, которое разворачивает молоденькая служанка в исполнении Амбр Каан, зал неумолимо редеет. Спектакль вызывает у публики недоумение. "Что сделал такое этот русский режиссер с нашим языком?" — негодуют французские зрители. Известно, что в своих постановках режиссер переламывает привычное течение звуков, крошит фразы и даже отдельные слова, ломает привычное восприятие повествования. Газета "Монд" злорадно продемонстрировала, как именно Васильев разделывает текст, стремясь к прямому попаданию в мозг зрителя, у которого от этого остается смешанное чувство отчаяния с экзальтацией. Не принимают французы такой французский, что тут поделать! Как учит классический анекдот, француз, услышав плохо произнесенную фразу по-французски, делает вид, что не понял.
Аморальный роман XVIII века "Тереза-философ" стал в постановке Анатолия Васильева сакральным текстом и потерял свой рациональный смысл. Спектакль увлекает в глубь самой природы речи, к медитации звуками и ритмом, можно сказать, к языковой литургии, а она по определению не может звучать как обычная речь. Вряд ли правомочно в данном случае упрекать за нестандартное звучание французского языка. Здесь дело не в филологии, а в театральной игре. В таком театре зрителю разрешают смотреть фактически на закрытую репетицию, а не на спектакль, позволяя публике стать вуайеристами, поскольку вуайеризм предполагает негласную договоренность между наблюдателем и наблюдаемым. В романе "Тереза-философ" вуайеризм — основная идея, способ образования юной Терезы и точка зрения, которая объединяет читателя и персонажей. Но большинство парижских зрителей и критиков на этот раз ни о чем таком с режиссером договариваться не захотели.