театр
24 и 25 апреля на сцене Театра имени Ивана Франко инсценировкой ранних рассказов Чехова повеселили киевлян московские актеры Александр Калягин и Владимир Симонов. Непритязательные сюжеты и изящество игры не помешали зрителям расслышать в спектакле главную чеховскую интонацию — человеческого одиночества и тоски.
Спектакль "Лица", придуманный Александром Калягиным больше десяти лет назад,— это инсценировка пяти рассказов Антоши Чехонте: "На чужбине", "Психопаты", "Канитель", "Злоумышленник" и "Дипломат". Выбор скорее произвольный, и дело даже не в том, что выбирать пришлось из необозримого моря текстов — в одном только 1885 году, когда появились в печати все пять миниатюр, Чехов под разными псевдонимами опубликовал больше девяноста рассказов и сценок. Правда, Александру Калягину и среди ранних произведений потребовался именно "чеховский Чехов": такой, у которого уже все сказано о человеческой непутевости и тоске, но сказано пока без трагических обертонов, которые будут слышны в зрелой прозе и пьесах. Хотя и в этом смысле выбранные рассказы совсем не исключение. Скорее уж актеры на сцене просто бравируют случайностью выбора — есть какое-то особое упоение в том, как Александр Калягин выстреливает репликами в зал, а сам в это время озорно поблескивает глазами, мол, и реплика могла быть другой, и персонаж носил бы другую фамилию, а вы все так же стонали бы от хохота и надрывали животы, появись перед вами в эту минуту любой из чеховских недотеп.
Собственно, ничего такого, чего не было бы у Чехова и что могло бы называться концепцией или трактовкой, в "Лицах" нет. Разыграно все то, о чем было написано,— тотальная неспособность человека общаться, слышать другого, выкарабкиваться из своего "футляра". Поначалу велико искушение списать все на отдельные пороки, ведь у десяти персонажей, которых играют Александр Калягин и Владимир Симонов, действительно хватает чванства, манерности, малодушия и тупости. Но спектакль, конечно, не о них — все дело в коренном изъяне человеческой природы, не позволяющем никому быть счастливым.
О счастье всерьез у Антоши Чехонте речь не идет. Пока это всего лишь бытовой пустяк, случай, выдуманный для рубрики курьезов: двое встречаются в церкви, в суде, в конторе, за обеденным столом, но каждый говорит о своем и категорически не способен почувствовать другого. Жеманный гувернер-француз и третирующий его барин. Истерический сынок и мнительный папаша. Бестолковая старуха и ленивый деревенский дьякон. Нагловатый мужик, отвинтивший гайку, и гонористый уездный судья. Отставленный супруг, склонный к меланхолии, и его не в меру болтливый приятель. Нет ни зла, ни злодеев, но это ничего не меняет — все глубоко несчастны, все страдают от одиночества, все мечтают, чтобы их любили, а для начала хотя бы выслушали один раз и попытались понять.
Перенеся истории о тотальном всеобщем непонимании на сцену, авторы постановки уже сделали первый шаг к тому, чтобы как-то справиться с этим врожденным человеческим недугом. Театр объединяет, причем буквально, в отличие от книги или газеты. Здесь общаются актеры (то, как это делают Владимир Симонов и Александр Калягин нужно разбирать со студентами театральных вузов как классику отношений с партнером по сцене), одновременно взрываются смехом зрители. Хотя даже этого неутомимому Александру Калягину показалось мало. Чтобы все окончательно прониклись, сам он дважды — перед открытием занавеса и сразу после финальных аплодисментов — напрямую обратился к зрителям. Из коротких речей следовало, что мы вполне способны понять не только классиков, но и друг друга. Чуть-чуть неожиданно для тех, кто пришел увидеть донну Розу из Бразилии, страны диких обезьян, зато в самую точку для зрителей, взявшихся перечитывать Чехова сразу после спектакля.