Мы очень сильно отличаемся от европейцев. Европейцы этого не понимают, поэтому они предъявляют к нам свои требования. Они меряют нас по себе, не понимая, что мы совсем не такие, как они. Нам все время приходится объяснять нашим европейским коллегам, что мы только выглядим так же. На самом деле мы совершенно другие, объяснял мне недавно один известный депутат российской Государственной думы.
Мне хотелось с ним спорить. Я собирался спросить у него, на каких именно европейцев мы не похожи: на португальцев или шведов, поляков или греков. Я хотел спросить: неужели все европейцы одинаковы, а русские сделаны совсем из другого теста? Но депутат продолжал вещать.
Он говорил, что у россиян совсем иные ценности, что европейская идеология и европейские ценности России чужды. Что демократия по западным меркам в России никогда не приживется. Я хотел возразить, что и Европа далеко не всегда была так демократична, как сейчас: еще каких-то полвека назад во многих странах Старого Света господствовал фашизм, что многие нынешние члены ЕС отошли от авторитарной модели не так уж давно. Что Европа переменилась всего за несколько десятилетий реабилитации.
Но депутат не хотел слушать. Он рассказывал мне, что Европа не хочет усиления России. Что она хочет превратить бывшие советские республики в зону своего влияния и разместить натовские военные базы в подбрюшье России.
Беседовали мы в баре отеля в одной из европейских столиц. Депутат потягивал виски, разговаривал с официантом на свободном английском. Ничто в его поведении не выдавало даже намека на то, что он находится на недружественной территории. Отрицающий европейские ценности политик то и дело поминал уважаемых им европейских мыслителей — уверяя, что российский обыватель их учения никогда не поймет.
Я не стал спорить. Парламентарий и без моей помощи разоблачил в себе европейца, а отнюдь не грубого гунна, коим ему так хотелось казаться. Просто он, видимо, еще живет в Европе Талейрана или Клаузевица. Он, как и многие его современники, искренне полагает, что каждая страна — это плацдарм, а вовсе не то место, где живут люди: бизнесмены, музыканты, туристы, депутаты. Такой подход, конечно, настораживает, но не пугает. Это XIX век, а значит, это пройдет.