фестиваль кино
В Швейцарии открылся XIII фестиваль Visions du Reel, один из главных смотров мировой кинодокументалистики. Слоган этого года — "Одна история, сделанная более чем из 130 фильмов". Возможно ли из фильмов программы составить одну историю, выясняла в Ньоне МАЙЯ Ъ-СТРАВИНСКАЯ.
В полуразрушенной синагоге в Кабуле живут два афганских еврея, последние оставшиеся во всем городе. Исаак, худой пронырливый старик 80 лет, делает для своих клиентов-мусульман каббалистические амулеты и ругает на чем свет стоит соседа Забулона. Забулон, упитанный мужчина средних лет, производит вино и обзывает старика соседа гоем и мусульманином. Для одиноко живущих мужчин эта конфронтация давно превратилась не просто в занятие, а в смысл жизни.
В фильме "Каббала в Кабуле" (Cabale a Kabul) режиссер Дэн Алекси рассказывает современную историю хрестоматийной пары (не хватает разве что темы пьесы "Два еврея" из цикла Модеста Мусоргского "Картинки с выставки") так, что в этой современной трагикомедии слышны отголоски библейских притч. Случайные реплики героев, кажется, прописаны заранее, так что иной раз трудно определить, документальный это или художественный фильм. Во всяком случае, еще немного — и фильм мог бы оказаться в параллельной программе фестиваля Fictions du Reel, в которую попадают документально-постановочные работы.
Исаак и Забулон ежедневно острят по поводу привычек друг друга, скандалят через двор синагоги, сражаются за свое еврейство и практически одними и теми же словами обвиняют друг друга в пособничестве талибам во времена их диктатуры. Это, вероятно, и в том и в другом случае справедливо, если учесть, что только эти два еврея при режиме талибов все-таки остались живы. Именно поэтому они так ревностно демонстрируют умение выпускать кровь из птицы по всем правилам, молятся и произносят тосты "за евреев во всем мире" предельно демонстративно, доказывая постороннему наблюдателю, режиссеру, кто из них больший еврей.
На пленке заметно, что оба сражаются за внимание камеры, но очевидно, что для них важнее не пленка, на которой они будут запечатлены, и не фильм, в котором они появятся, а в первую очередь свежий собеседник, человек, которого хочется перетянуть на свою сторону. Так режиссеру удается стать частью этого конфликта. Благодаря вовлеченности создателя картины желание героев завербовать сторонников передается и зрительному залу, и сидящие в зале по всем правилам интерактивности как будто участвуют в этом конфликте. Дэн Алекси, установив доверительные отношения и с Исааком, и с Забулоном, раскрывает особенности их странных отношений через брошенные реплики, настороженное молчание, через первоначальное ощущение неловкости перед чужим человеком, через откровенную показуху. Оказывается, что мгновений, которые накрепко связывают Исаака и Забулона, очень много, настолько много, что после смерти Исаака его сосед и противник Забулон выглядит потерянным и уставшим: часть его жизни ушла вместе с этим сварливым и ушлым стариком.
"Каббала в Кабуле" тот редкий случай виртуозного вычленения реальности и самозабвенной режиссерской работы, когда фильм не съезжает ни в журналистику, ни в видеоарт. А на XIII фестивале Visions du Reel фильмы "смешанных жанров" представлены в изобилии. "Стопроцентная распродажа" (The big sellout) ярого антиглобалиста немецкого режиссера Флориана Опитца рассказывает о чудище Всемирного банка и его жертвах.
"Стопроцентная распродажа" — это полуторачасовая картина (а в зрительном зале кажется, что она длится не меньше четырех часов), обличающая приватизацию, которую намеренно Всемирный банк прописывает своим странам-должникам как панацею. Картина начинается с интервью лауреата Нобелевской премии по экономике Джозефа Штиглица, возглавлявшего Всемирный банк, в котором экономист предупреждает, что нельзя забывать о людях, которые находятся за границами статистики. И именно о них и рассказывает в своем расследовании Флориан Опитц. Его герои — это благородные электрики-разбойники из ЮАР, которые вернут в ваш дом свет, если его отключила появившаяся в результате приватизации электрическая компания. Это взбунтовавшиеся жители боливийского городка — после приватизации местный "мосводоканал" прибрал к рукам все водные ресурсы, в том числе и дождь, в связи с чем правительство постановило, что сбор дождевой воды нелегитимен. Это изможденная филиппинка Минда, сыну которой необходима почка, но Всемирный банк велел Филиппинам приватизировать сферу здравоохранения. Это машинист Саймон, бывший служащий британских железных дорог, а теперь чуть ли не каждый год сотрудник новой управляющей компании, неэффективное управление которой приводит к тому, что поезда сходят с рельсов. Фильм призван убедить, какую чудовищную ошибку совершили власти, когда позволили приватизировать электричество, воду, здравоохранение или железные дороги. Излюбленная немецкими документалистами тема социальной несправедливости здесь звучит оправданно, но в некоторые моменты удивительно фальшиво, несмотря на всю достоверность.
Когда Флориан Опитц забывает о границах репортерского расследования и привносит в свою картину "художественность", фильм превращается в трэшевое пугало. Например, все зло мира олицетворяют ячейки-кабинеты, зеркальные стены здания Всемирного банка. Сдобрив архитектурный видеоряд соответствующим саундтреком, Флориан Опитц продемонстрировал заурядного мифологического монстра. Эти кадры с большим трудом встраиваются в тот отстраненный и правдивый репортаж, который зрители наблюдали до этого. Так что даже два разных фильма — "Каббала в Кабуле" и "Стопроцентная распродажа" — связать в одну историю едва ли удастся.