театр премьера
В Москве начинается VII фестиваль искусств "Черешневый лес". По традиции он обходится без участия театра "Современник". В преддверии фестиваля в качестве подарка его создателям была сыграна новая постановка Галины Волчек по пьесе Николая Коляды. На спектакле побывала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Пьеса Николая Коляды "Старая зайчиха" написана для двух немолодых актеров. Он и она встречаются в захолустном гостиничном номере после тридцати лет разлуки: он — спившийся осветитель местного ДК, она — столичная актриса, не брезгующая провинциальным чесом. Если бы герои были обычными людьми, темой спектакля могло бы стать пресловутое чеховское "пропала жизнь", но, поскольку он и она лицедеи, на первый план выходит драма неутоленных актерских амбиций.
Переименовав пьесу в "Заяц. Love story", Галина Волчек доверила главные роли (других здесь, собственно, и нет) Нине Дорошиной и Валентину Гафту. Даже не доверила, а подарила: пьеса явно рассчитана на бенефис, на то, что пожилые мастера сорвут бурные аплодисменты, а особо чувствительных зрителей заставят прослезиться. И это вполне понятно. Беда в том, что драматургия давнего друга и любимого автора "Современника" не так крепка, как требуется для бенефиса. Его герои бунтуют против цинизма и пошлости нашего времени, а сами сыплют шутками, словно позаимствованными из передачи "Аншлаг". "Нас заказали как негров — мы приехали как негры. Закажут как Винни-Пухов — приедем Винни-Пухами",— объясняет героиня Нины Дорошиной. Актрису, за хороший гонорар согласившуюся предстать перед таежной публикой в облике знаменитой негритянской певицы, она играет размашисто и сочно. Героиня расхаживает по гостиничному номеру в несусветном папуасском наряде и черном гриме, эротично пританцовывая, неприлично почесываясь и переливаясь всеми кислотными красками.
"Какая ты блескучая стала!" — не выдерживает он. Явившись к ней под видом местного продюсера, выписавшего негров в далекий сибирский уголок, он оказывается ее бывшим мужем и давним партнером. Как сказали бы в чеховской "Чайке", а где теперь актер N — в 1977 году в "Зайке-зазнайке" был неподражаем? Миша, которого жена Танечка звала когда-то Минтаем, в "Зайке-зазнайке", видимо, действительно был неподражаем. Играя в советской сказке Сергея Михалкова, позволял себе откровенно высказываться о времени и о себе. Невероятно, но, когда Валентин Гафт, высокий, сутулый, в облике старого алкаша и с заплетающимся языком, произносит слова Зайки, трагически поводя глазами,— мороз по коже.
Собственно, тут и кончается пьеса Николая Коляды. Вернее, сюжет длится — зрителям внушают, что Миша пропил свой талант, а Таня, хоть и получила звание заслуженной, истратила себя на халтуры. Что бывшего мужа она ненавидит (изменил, обобрал), он же ее по-прежнему любит, а гастроли негритянской певицы оказываются его грандиозной выдумкой, затеянной с единственной целью — еще раз взглянуть на свою теперь уже действительно старую Зайчиху. Однако с каждым новым диалогом сквозь эти расхожие, наскоро придуманные подробности проступает сюжет более важный и драматичный: о том, как прекрасные артисты (не герои пьесы, а артисты "Современника" Гафт и Дорошина) тратят себя на ерунду.
Позавидовав актерскому куражу жены, за компанию с нею испачкав лицо черным гримом, Миша читает пару строк из монолога Отелло. Знающие историю советского театра люди сразу вспоминают, как в далеких 1970-х артист Валентин Гафт играл Отелло в спектакле Анатолия Эфроса. Но даже если не знаешь ролевой биографии господина Гафта, после великолепно произнесенных строк Шекспира Мишины прибаутки вроде "Солдаты не какают" слушать не смешно, а горько. Прекрасный актер Валентин Гафт переигрывает в этом спектакле свою партнершу (впрочем, похоже, это заложено и в пьесе). Но не выигрывает здесь никто. Чем дальше длится "Заяц", тем более досадно.
Вот вам современный "парадокс об актере": одаренные люди должны произносить диалоги вроде "Короче! — У кого короче, тот сидит дома, отращивает". Точно так же, как произносит их высмеиваемая героиня пьесы, то есть пытаясь подстроиться под вкусы современной публики. Так, как понимают их драматург и режиссер, помнящие, что театр на Чистых прудах называется "Современник".