концерт хор
В Концертном зале им. Чайковского состоялась уникальная акция — исполнение Девятой симфонии Бетховена под управлением Михаила Плетнева с участием Российского национального оркестра и огромного сводного хора почти в тысячу человек. Среди тех, кому достались не занятые хористами зрительские места, оказался СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Событие было посвящено сразу двум юбилеям. Во-первых, 50-летию Михаила Плетнева, которое маэстро отмечал и несколькими днями ранее в том же зале Чайковского, представив публике концерт из своих собственных сочинений. Во-вторых, 10-летию благотворительного фонда "Мир искусства", который де-факто даже больше десяти лет ведет редкую по насыщенности (если брать общий уровень многочисленных благотворительных фондов, как-то проявляющих себя в сфере музыки) деятельность: здесь и общенационального масштаба программа помощи музыкально одаренным детям-инвалидам, и большие концертные проекты уровня московских выступлений Чечилии Бартоли.
Всемирный детский хор ЮНЕСКО, детище фонда и его руководителя, пианиста Владислава Тетерина, и был приоритетным участником исполинского хорового состава: дети размещались на сцене КЗЧ (как и четыре солиста), РНО вместе с дирижером располагался на месте партера, ну а остальные хористы (привлечены были, например, хор Академии хорового искусства, капелла им. Юрлова, хоры Московского университета и МВД) занимали зрительские места в амфитеатре. Точнее, даже в амфитеатрах: часть хоровых групп захватила и крайние сектора второго амфитеатра, смиренно дожидаясь, как и все остальные, четвертой части симфонии, где, собственно, хору и полагается вслед за солистом-баритоном вступить с первыми словами оды "К радости".
Вообще, хоровые концерты настолько грандиозного масштаба — жанр совсем не новый, несмотря на все ассоциации со стадионами, а даже на свой лад очень почтенный; вкус к "сверхчеловеческому" размаху хорового звучания любители музыки проявляли еще во времена самого Бетховена. Начиная с 1784 года, когда многосотенный сонм музыкантов и хористов исполнил в Вестминстерском аббатстве "Мессию" Генделя в честь столетия со дня рождения композитора, подобные события часто украшали, например, национальные празднества и фестивали.
Другое дело, что сейчас, когда национально-государственные празднества без таких акций как-то обходятся, наберется не так много произведений, которым именно такое исполнение бы шло, не вызывая ни недоумения, ни протеста. И финал Девятой симфонии, безусловно, здесь действительно на первом месте — и из-за всемирного пафоса бессмертных шиллеровских строк, и из-за торжественно-экстатического характера самой музыки.
Как ни удивительно, гипотетических издержек совместного пения девяти сотен человек — оглушительности или нестройности — не было вовсе: гигантский хор, во-первых, пел крайне дисциплинированно, а во-вторых, звуковая волна благодаря расположению хора была искусно рассредоточена. В результате звук хора, фантастически мощный в кульминациях, брал скорее яркой, ликующей сонорностью, а не голыми децибелами, тем более что помимо прочего сотни хористов слаженно переходили с мощного форте на легчайшее пианиссимо, что почти невероятно для действа таких масштабов.
Солисты (уже хорошо известная в Москве немецкая дива Симона Кермес, отечественное меццо Ирина Макарова, американский тенор Стивен Харрисон и бас Николай Диденко) на этом фоне несколько терялись. Не в том смысле, что их физически не было слышно — подзвучка вытягивала их даже через толщу громогласного хорового звучания,— но звучали голоса в результате с неестественной резкостью, да и ансамбль выходил размытым.
С другой стороны, даже в границах финальной оды роль всех четырех солистов не назовешь решающей, тем более при таком хоре; а уж если говорить о симфонии в целом, то, разумеется, главным впечатлением была работа оркестра и Михаила Плетнева. Будто бы стараясь как следует напомнить всем присутствующим, что одой "К радости" все-таки невозможно исчерпать содержание Девятой симфонии и что ликующий финал в известной степени бессмыслен вне предшествующих оркестровых частей, дирижер представил особенно филигранную, внимательнейшую ко всем деталям трактовку симфонии.
Вместо всевозможной внешней эффектности, шумов, громов и неистовой патетики Михаил Плетнев предпочел сделать акцент на проникновенности и классическом изяществе этой музыки, нисколько не потеряв при этом в ее подлинной, не деланной эмоциональной напряженности. Казалось бы, при ожидавшемся хоровом апофеозе впору должно было бы стать какое-нибудь более экстравертированное дирижерское прочтение, однако Российский национальный оркестр, безукоризненно и почти с камерной точностью следовавший скупым жестам дирижера, демонстрировал иное. Сколь угодно всеохватной радости точность и перфекционизм никак не помеха, коль скоро, по словам Шиллера, "радость двигает колеса вечных мировых часов".