Парламентская ассамблея Совета Европы весь день обсуждала вчера состояние демократии и прав человека во всех странах--членах СЕ. При этом депутаты решили не поднимать вопросы ни о недавнем разгоне "Марша несогласных" в России, ни о планах властей Эстонии перенести памятник советским воинам, погибшим в борьбе с фашизмом. О том, почему так случилось, корреспонденту Ъ НАРГИЗ Ъ-АСАДОВОЙ рассказал генсек Совета Европы ТЕРРИ ДЭВИС.
— Почему ассамблея решила не обсуждать разгон "Марша несогласных" в Москве и Санкт-Петербурге? Этот вопрос не заслуживает внимания ассамблеи?
— Этот вопрос надо задавать президенту ПАСЕ Рене ван дер Линдену. Я никогда не вмешиваюсь в решения ассамблеи. Прежде чем комментировать, я бы хотел получить максимальное количество информации о том, что все-таки произошло. Я запросил информацию о "Марше несогласных", в том числе я прошу нашего директора по СМИ подготовить информацию, которая была и в российской, и в иностранной прессе. Пока у меня нет всей информации, я не могу давать комментарии. Я никогда не стреляю раньше времени.
— У нас сложилось впечатление, что есть некая договоренность между Россией и СЕ о том, что ассамблея не будет затрагивать чувствительную тему о "Марше несогласных" в обмен на ратификацию Россией 14-го протокола до 30 июня (протокол Европейской конвенции о реформе Европейского суда по правам человека в Страсбурге.— Ъ).
— Это не так. Я не слышал, что такая сделка обсуждается, и я крайне сомневаюсь, что подобного рода дискуссии могут иметь место, чтобы я этого не знал. Любая подобная теория имеет одну слабость. Ведь после ратификации 14-го протокола, а я ожидаю, что Дума это сделает, такая сделка утрачивает силу. Насколько нам известно, администрация президента поддерживает ратификацию протокола 14, Совет федерации поддерживает протокол 14, так что дело за решением Думы. Мне кажется, что эта теория несостоятельна. Если бы заключали подобного рода сделки, то комиссар по правам человека Томас Хаммамберг не смог бы сделать свой критический доклад о происходящем в Чечне. И я бы не выступил в поддержку доклада Томаса Хаммамберга.
— Эстонские власти засекретили все решения и документы, которые связаны с предстоящими раскопками братской могилы, находящейся под Бронзовым солдатом в центре Таллина. Что вы думаете по этому поводу?
— Я ничего об этом не слышал. И я не понимаю, почему надо было засекречивать эту информацию. Но у меня есть четкая позиция по вопросу о Бронзовом солдате. Я считаю, что советские солдаты, которые похоронены в Эстонии, защищали Европу от фашизма. Поэтому к их останкам надо относиться со всем уважением. Кемаль Ататюрк сказал как-то, чтобы останки австралийских солдат, воевавших в Галиполи, были захоронены со всеми почестями, несмотря на то что они воевали против Турции. Все должны сделать вывод из этого гуманного отношения к воинам.
— Означает ли это, что памятник и захоронения не должны переносить?
— Я не могу сказать, что ни в каком случае нельзя переносить могилы солдат. Существуют ситуации в разных странах, такие как, например, строительство больницы или дороги на месте, где находилось старое кладбище — военное или гражданское. В этом случае кладбище может быть перенесено. Но это нужно сделать со всем уважением и достоинством.
— Будучи в Москве, вы сказали, что российские НКО могут обращаться к вам напрямую, если у них возникнут проблемы с регистрацией в России. Сколько НКО к вам за это время обратилось?
— Ни одна российская НКО не обратилась ко мне. Это очень хороший пример. Я занял открытую позицию, я сказал, что меня действительно беспокоит ситуация, но жалоб пока не было.
— В СЕ бытует мнение о том, что необходимо провести проверку исполнения закона об НКО в России. Когда эта проверка может состояться?
— Вместе с российскими властями мы сейчас обсуждаем реализацию закона о деятельности НКО в РФ. Кроме того, в четверг запланировано заседание, в котором будут участвовать некоторые российские НКО. Результаты этого обсуждения будут учтены при принятии решения в СЕ.
— Когда этот анализ будет представлен общественности?
— Я думаю, к концу этого года. Крайнего срока мы не устанавливали, но я ожидаю, что до конца года.