профессиональный бокс
Новый чемпион мира по боксу в тяжелом весе РУСЛАН ЧАГАЕВ рассказал в интервью корреспонденту Ъ АЛЕКСЕЮ Ъ-ДОСПЕХОВУ, почему он не боялся своего огромного соперника Николая Валуева и о том, что творится в родном для боксера Узбекистане после его субботней победы в штутгартском бою.
— Вас не задевало то, что, кажется, не было ни одного человека, который бы считал ваши шансы на победу над Николаем Валуевым высокими?
— Это только добавляло мне злости. Я себе говорил: никто меня в расчет не принимает, а я докажу, что совершенно напрасно.
— А вы сами сколько себе процентов отдавали?
— Да не думал я вообще о том, выиграю или проиграю! Я выходил на ринг с одной мыслью: вот он, мой, может быть, единственный шанс, и я обязан использовать его на все сто.
— Ваш тренер Михаэль Тимм говорил после боя, что, наступая, Валуев лишь делал вам услугу,— ваша тактика как раз и заключалась в том, чтобы выманивать его на себя и контратаковать? Это так?
— Действительно, мы в принципе над этим на тренировках и работали. Все, что задумывали, в итоге выполнили.
— Слышал мнение, что вы провели просто какой-то идеальный бой, без единой ошибки. А вам самому как показалось?
— (Смеется.) Да черт его знает! Нет, были ошибки. Идеально нельзя отбоксировать.
— А был момент в этом поединке, когда вы поняли: "Все, выигрываю"?
— Не было. Опять же, потому что я думал не о результате, очках, а о том, что нужно на протяжении всего боя драться с максимальной отдачей, не давать себе послабления ни на секунду. Я ведь отдавал себе отчет в том, что если поединок будет равным, то мне, скорее всего, его не отдадут. Ну, вы же в курсе, что чемпион часто получает, скажем так, преимущество у судей.
— А что творилось у вас в душе в тот момент, когда первый же, если не ошибаюсь, из трех арбитров поставил ничью?
— (Смеется.) Ну вот, это то, о чем я только что говорил. Сомнения в том, что мне достанется победа, и вправду в эту секунду появились... Перед боем, кстати, немецкие журналисты постоянно задавали мне вопрос: считаю ли я, что могу получить победу в случае равенства сил? И напоминали, что для Вильфрида Зауэрланда и Дона Кинга — промоутеров Валуева и организаторов матча — слишком многое в нем поставлено на кон и в случае поражения своего боксера они понесут большие финансовые потери. Я отвечал, что это не мои проблемы.
— Дон Кинг почему-то после окончания боя радовался как ребенок...
— Да ничего удивительного. У Кинга таких боксеров, как Валуев, было и будет сотни. И неудача одного не имеет для него принципиального значения.
— Скажите, а вот если бы у вас, допустим, три месяца назад был выбор, с кем из четырех чемпионов по разным версиям — Николаем Валуевым, Олегом Маскаевым, Владимиром Кличко или Шенноном Бриггзом — драться, вы бы на ком остановились?
— Но у меня же не было выбора. Нет, мне, честно, было по большому счету все равно, с кем драться. Стояла цель — стать чемпионом мира, и надо было ее достичь, независимо от того, кто окажется на пути. А ко всем обладателям титула — и к Олегу, и к Владимиру — я отношусь с громадным уважением.
— Вы несколько раз перед боем повторили: "Габариты Валуева меня не пугают". Говорили искренне или подбадривали себя?
— Абсолютно искренне! Большой или маленький соперник — для меня это было вторично.
— Все-таки вы правду говорите?
— Знаете, я сейчас смотрю на Валуева и поражаюсь: какой же он огромный! Со стороны и в самом деле впечатление он производит устрашающее. А стоило ступить на ринг, как все изменилось, словно в голове переключилась программа. Там, внутри, соперники становятся, что ли, какими-то одинаковыми, не видно разницы — высокий, низкий. Видна цель — и ничего, кроме нее.
— Расскажите, в чем заключается феномен Андижана. Вы ведь далеко не единственный боксер высочайшего уровня, который вырос в этом городе.
— Да, хороших боксеров из нашего небольшого зала вышло немало. Мне лично, уверен, повезло с первым тренером. Очень повезло. Александр Размахов для меня как друг и отец одновременно. У нас до сих пор теплые, можно сказать, родственные отношения. Почти всем, чего я достиг в боксе, я обязан ему.
— А с немецким тренером быстро общий язык нашли?
— До Германии я примерно два с половиной года боксировал в Америке. Но там у меня не сложилось ни с промоутерами, ни с тренером. Почему-то у него не выходило доносить до меня свои идеи. Бывает такое. И тут мне поступило предложение заключить контракт от немецкой промоутерской компании Universum. Сначала мне сказали, что я буду работать с известнейшим тренером Фритцем Здунеком. Но он в то время тренировал братьев Кличко и практически постоянно был занят с ними, часто улетал в США. Тогда мы стали работать с Михаэлем Тиммом, и это было счастливое стечение обстоятельств. Дело в том, что Тимм оказался очень похож на моего первого тренера — и в смысле методов, школы, и в чисто человеческом. Мы друг друга понимаем с полуслова. Впечатление такое, будто я всегда у него тренировался.
— До сих пор все вспоминают, как в 1997 году в финале любительского чемпионата мира вы разгромили великого кубинца Феликса Савона. А вы о десятилетней давности победе не забыли? Или профессиональный титул все, что было раньше, заслонил?
— Конечно, нет. Ведь мне тогда победа над Савоном представлялась невыполнимой задачей. Потом не мог поверить в то, что сделал это. Даже ощущения эйфории — вот, стал лучшим в мире — не было. Сегодня чувства, к слову, схожие.
— Но можно назвать бой с Валуевым самым трудным в вашей карьере?
— Были намного сложнее! Если честно, я предполагал, что чемпионский бой будет напряженнее. Не хочу сказать, что он вышел легким, но, повторю, были поединки, где мне доставалось гораздо больше.
— Поедете в Узбекистан праздновать победу?
— Надо ехать. Там же кошмар после боя творится. Мне звонят, рассказывают, что в Ташкенте салют, люди с транспарантами на улицах. Такого, говорят, на Новый год и 9 Мая не бывает. Про Андижан я уже и не говорю.
— Про планы вас бесполезно спрашивать? Виталий Кличко сказал в интервью Ъ, что хоть сегодня подписал бы контракт на бой с Чагаевым.
— Бесполезно! Я сейчас вообще не могу говорить о планах. Дайте мне отойти от всего, что случилось.