Архитектор НИКОЛАЙ ЛЫЗЛОВ рассказал о своих проектах в рамках курорта Пирогово и изложил собственную архитектурную философию загородного жилья.
Николай Лызлов — руководитель архитектурной мастерской, которая работает на рынке архитектурных услуг с 1995 года. Основная специализация мастерской — городская архитектура общественного назначения. На счету мастерской Николая Лызлова такие проекты, как здание магазина на Большой Семеновской улице, вл. 28-30, теннисный клуб на улице Гурьянова, вл. 49-55, административный комплекс на Страстном бульваре, д. 9. А также жилые объекты: на 10-й Парковой улице, вл. 5-7; Краснобогатырской улице, д. 38; загородный жилой дом в поселке "Бенилюкс" по Новорижскому шоссе.
— Как вы относитесь к загородной архитектуре?
— Мы с коллегами чаще всего работаем в городе. Здесь, как правило, концептуальные стороны проекта с заказчиком не обсуждаются. В городе в роли заказчика чаще всего выступает девелопер или застройщик. Ему требуется такое-то количество квадратных метров по такой-то цене. Архитектура лишь одно из потребительских качеств. Важное качество, но не определяющее. Важнее функциональность. Когда речь идет о частном заказе, начинается уже другая история. Человек покупает себе землю, обносит участок высоким забором с колючей проволокой и делает что хочет. Он приходит к архитектору, и тут возникает проблема коммуникативного свойства. Заказчик говорит: "Ребята, мне нужен дом...", а дальше произносит слово "в стиле" или какое-нибудь другое похожее слово. Нам приходится его "лечить". Или самим "лечиться". Проекты такого рода не наша стезя; многие этим занимаются, но это отдельная работа, к архитектуре отношения не имеющая.
Мы полагаем так: мы выработали какой-то определенный стиль, и если человек к нам приходит, то он знает про то, как мы делаем, и не говорит нам: "Сделайте как Миша Филиппов или как Леша Козырь". К нам люди приходят с другой установкой: "Сделайте так, как вы делаете". Это не касается каких-то технологических проблем — количества спален или санузлов в доме. Я говорю об архитектурном решении. Его мы предлагаем исходя из собственного художественного языка. Те немногочисленные загородные дома, которые мы сделали, рождались именно таким путем. Наши заказчики — это те люди, которые очень давно нас знают, с которыми у нас есть взаимопонимание.
Мы с ними подолгу обсуждаем нюансы проекта, разговариваем, выбираем тот или иной вариант, но в любом случае мы говорим на одном языке. С самого начала мы знаем, что наши вкусы не разнятся: любим мы примерно одни книжки, слушаем одну музыку, смотрим одни фильмы. Заниматься проектированием загородного жилья вообще очень интересно, поскольку каждый дом уникален. С этим будущим домом, который мы спроектировали для Пирогова, совсем интересно: у него нет пока конкретного хозяина.
— Проще или сложнее работать, не зная конечного потребителя?
— В чем-то проще, в чем-то сложнее. Самое сложное — проектировать что-то в пустыне. Есть только небо и песок. И совершенно не понятно, чем можно этому ответить. Ну, еще одной горизонтальной поверхностью. Дальше-то что? Чем больше всяких элементов в окружении, тем интереснее делать. Всякое сопротивление рождает ответ. Это похоже на спорт. Присутствие заказчика двигает проект. У нас на самом деле здесь есть заказчик, но это фигура виртуальная, мы его сами придумали.
— Как вы себе представляете фигуру заказчика?
— Это денди. Он располагает большим количеством средств, времени и все свои силы обращает на самосовершенствование. Жизнь, которая здесь будет, мне представляется почти идеальной. Но идеальной жизнью жить все время нельзя. Поэтому человек должен быть энергичным, мобильным, то появляться, то исчезать. Само место тяготеет к статике — надо будет иметь волю ей противостоять. Но, так или иначе, каждое появление здесь для владельца дома должно быть неординарным.
Причем в наших двух домиках должны жить разные люди. В одном случае предполагается, что владелец — человек, не обремененный семьей. В доме одна большая спальня. Сам дом небольшой. Но дорогой. Это не из той серии, когда маленькая квартирка дешевая, большая — дорогая. Скорее так: маленький автомобиль, двухдверный, но Bentley. А второй — тоже Bentley, только четырехдверный. Во втором доме есть еще пара спален. Я предполагаю, что в нем будет жить семья. Метраж первого — 1600 кв. м, второго — 1800 кв. м. В принципе для семейного проживания подходит и тот и другой. К тому же на стадии проектирования предусмотрена опция перепланировки: думаю, что правильно все-таки, когда покупатель приобретает дом именно на предварительном этапе, чтобы иметь возможность сделать жилье больше под себя.
— А по какому принципу выделяются дома под участки? На их размеры влияют размеры домов?
— Тут как в сказке "Кот в сапогах" — про поля, которые все оказываются принадлежащими маркизу Карабасу. Поселок Пирогово занимает примерно 100 га, и по ним размазана вся тамошняя жизнь. Нет ни границ, ни заборов. Человек, который будет жить на своем участке, будет жить посреди всего этого мира. Соседей, которые с утра примутся играть в гольф, пока человек будет завтракать, он должен воспринимать как часть своего мира, своей жизни, своего пейзажа. Если разделить общую площадь поселка на количество домов, все равно получится очень прилично. Но дома, согласно генплану, стоят не на равном расстоянии друг от друга — иногда группами, иногда одиночно.
В моем случае речь идет о соседстве. Мы делаем два дома, и рядом делает свой проект мой друг и коллега Юра Григорян. Для нас очень важен был контекст — не только общий, но и локальный, то есть вот этого средоточия домов. Каждое архитектурное сооружение имеет некие связи в мире. Как однажды сказала моя знакомая, уехавшая из Москвы жить в деревенскую глушь, ей там "всего хватает". Потому что ощущения другие, чем в городе. Восприятие мира у москвича примерно такое: вот улица Тверская, а вот метро "Маяковская", а вот Белорусский вокзал. Мир сегментирован. Вне города ощущаешь себя так: вот Марс, вот Луна, а вот я... Получается вовлеченность в некий вселенский миропорядок.
Дом в Пирогове расположен в каком-то бесконечном пространстве. Ощущение усугубляется благодаря гольф-полям, раскинувшимся вокруг. Нам хотелось сделать дом, который вырастал бы из этих полей. Местность очень лаконичная, настоящий природный минимализм: деревья, небо и земля. Земля, правда, имеет сложную, интересную пластику. Собственно, пластика искусственная, но это ничего не меняет. Это пластика гольф-полей — с холмами, лунками и проч. И наши дома должны были вырастать из этого всего. Одноэтажные распластанные сооружения, кровли которых повторяют уклон земли. Мы обваловываем свои цокольные, подземные этажи, потом из этого уже вырастают повторяющие уклон земли кровли.
— Но ведь не все дома в Пирогове делаются по такому принципу вырастания из земли?
— Я говорю сейчас только про наши два дома. Некоторые другие построены на контрасте. Так, ближайший к нам сосед решен в позиции оппонирования к нашему гармоничному сюжету. Разница между архитектурой и скульптурой в том, что скульптура всегда находится в конфронтации со средой, а архитектура — это способ гармонизации, обычно она является продолжением всей городской среды. Наши проекты в Пирогове неправильны с точки зрения этого принципа. Нам захотелось свои дома сделать как раз продолжением ландшафта, подобием природной формы. Тут есть еще один момент: нам хотелось как можно меньше влиять на природу.
— Таково было ваше желание или заказчика?
— Мы тут предугадывали пожелания заказчика, потому что видели, как он любит природу. Он хочет поставить дом, но при этом чувствуется, что он хочет по максимуму сохранить все так, как будто дома и нет на самом деле. Мы так поняли свою задачу, которая, может, и не была именно так артикулирована. Дома становятся фокусами криволинейных ландшафтов. Но это не касается интерьеров домов. Изнутри они должны раскрыться, как можно больше впитывая окружающее пространство. Тут тоже свой фокус. Мы ставим нормальные поперечные несущие стены, а продольные делаем стеклянными, чтобы впустить внутрь природу, чтобы человек не испытывал клаустрофобии. Вкратце такова идеологическая составляющая наших проектов.
— Как в данном случае реализуется контрастность с соседним домом?
— Соседний дом будет совсем другой. Думаю, Юра Григорян о своем доме лучше расскажет; я могу сказать, что наши сооружения будут играть по отношению к его дому ту роль, которую поля и холмы сыграют по отношению к нашему. Его дом более жесткий. Наш построен на криволинейных планах, округлостях, покатостях, дом Григоряна более геометричный. Впрочем, по языку архитектуры все дома будут очень разными. И это, наверное, хорошо.
— Как ваши дома называются?
— Дом-1 и Дом-2. Я уже лет десять не смотрел телевизор. Когда мне сказали, что есть такая программа по телевизору, мне стало стыдно. Извиняет только то, что не смотрю ТВ.
— Переименовать не захотелось?
— Возможно, дома обретут другие названия в процессе строительства, пока не ясно. В конце концов, все обретает свое имя. Названия приходят сами собой. Для себя мы называем оба этих дома "домами хоббитов". Они нам кажутся похожими на хоббитовские норы: значительная часть метража приходится на подземные этажи, к тому же это будут уютные дома.
— Как вы оцениваете сам проект курорта Пирогово?
— Там все сделано очень правильно. Сначала был разработан генплан, затем началась реализация отдельных проектов согласно этой общей идее. Повсеместная практика другая: даже если генплан есть, в процессе застройки он разваливается. Жизнь подминается искусственностью и неорганичностью частных инициатив, противоречащих друг другу и концепции в целом. А здесь импонирует уважение к собственным регламентам. Если вы посмотрите на Рублево-Успенское шоссе, то увидите совершенный беспредел. Нарубили участков, настроили чего-то невразумительного.
На мой взгляд, жизнь в России происходит по шашечным правилам: каждой пешке надо обязательно попасть в дамки, а потом можно ходить как заблагорассудится — поставить мигалку и спецномера, поехать по "встречке". Только в один момент оказывается, что спецномера у всех и господа с мигалками уже выстроились в очередь из себе подобных.
В Пирогове все по правилам — это приятно и необычно. Замечательно там отношение владельцев курорта к среде: архитектура приспосабливается под нее, а не наоборот, как это часто бывает. К тому же у места уже есть определенная "намоленность": каждое лето там проходит "Арт-Клязьма". Не люблю мистику, но в Пирогове искусство неким мистическим образом работает на атмосферу самого места. Образно я бы охарактеризовал Пирогово так: Лопахин сохранил вишневый сад и приукрасил его.