Сегодня установился новый стандарт русского дома класса "люкс". Стандарт этот может вызывать сомнения, но вряд ли осмысленные — риэлтеры утверждают, что именно такой тип дома начиная с 2006 года определяется рынком как люксовый. Пирогово — место, где к этому стандарту добавляется еще одно: это должно быть произведение архитектуры.
Сначала о стандарте. Стандарт экономический и поэтому легко описываемый. Это дом площадью от 1000 (для холостяка) до 2500 кв. м (для семьи). Собственно жилая зона занимает в нем пятую часть, примерно столько же — помещения для слуг (квартира, плюс отдельный вход, плюс свои коридоры; категорическое требование заключается в том, чтобы слуги не двигались теми же маршрутами, что и хозяева). Гостевые помещения в доме, как правило, не предусматриваются: считается, что всех гостей привозят шоферы, они же и увозят их независимо от степени их утомленности. Оставшиеся площади делятся поровну между гостиными, столовыми, приемными, кинотеатром и спортивной зоной --- SPA c бассейном.
Этот стандарт может вызывать сомнения, но вряд ли осмысленные — риэлтеры утверждают, что именно такой тип дома начиная с 2006 года определяется рынком как люксовый. Пирогово — место, где к этому стандарту добавляется еще одно: это должно быть произведение архитектуры. Сюда приглашают самых рейтинговых российских архитекторов и собирают своего рода коллекцию. Получаются разные высказывания на тему этого люксового дома, надо сказать, очень разные. В предыдущих номерах "Ъ-Дома" мы рассказывали о домах Александра Бродского и Ильи Уткина. В этом — дома Николая Лызлова. Два дома, расположенных на расстоянии 50 м друг от друга,— один для холостяка, второй для семьи.
Я попытался начать максимально спокойно и объективно, но долго так продолжаться не может. Вот вроде бы стандарт, стандарт, а что получается? Казалось бы, два дома, созданных по одному стандарту, должны иметь между собой что-то общее. Не тут-то было! Если поставить рядом друг с другом дома Лызлова и Бродского, то они не просто не похожи — никак не заподозришь, что это два высказывания на одну тему.
Дома Лызлова — очень авангардные объекты. Я бы сказал, что это одни из самых авангардистских вилл из тех, что строились в Подмосковье в последние 20 лет.
Два дома сделаны как часть одной синусоиды, петляющей между деревьями, но эта синусоида разорвана и два ее отрезка сдвинуты друг относительно друга. Кроме того, они еще перерезаны объемами бассейнов. У этих домов нет в строгом смысле этажей — есть уровни, эти уровни переходят друг в друга. Стен нет, за исключением внутренних, дома стеклянные. Обычно стеклянные дома парят над землей — эти наоборот. Они находятся в сложных отношениях с почвой, все время как-то врываются в нее, врезаются, если вылезают, то как какой-то зверек: высунул мордочку и тут же спрятался. Кровли домов закрыты дерном и кажутся частью поверхности окружающего дом гольф-поля.
Бывает так, что смотришь на здание, и все про него сразу понятно. Его не надо обходить вокруг, чтобы понять, какой оно формы, в него не надо входить, чтобы понять, сколько в нем этажей и сколько вообще места. С домами Лызлова так не получается. С какой точки на них ни посмотришь, они никогда не равны сами себе. Отовсюду дом выглядит как загибающаяся куда-то стеклянная стена — сколько его ни обходи, все равно не поймешь, как он устроен. Сплошные тайны. Ну кто в самом деле сможет заподозрить, что в большую яму, вырытую у бассейна, выходит витраж роскошной гостиной? Дом кажется маленьким, он вылезает из земли на два-два с половиной метра. Внутри он гигантский. Центр большого дома — каскад из трех перетекающих одна в другую гостиных, каждая со своим уровнем пола, каждая площадью около 100 м. Это объем интерьера Благовещенского собора Московского Кремля. Но, глядя снаружи, вы никогда не заподозрите, что в доме это есть. Словом, это не представишь и не опишешь — что и есть признак правильного авангардного объекта.
Смысл авангардного объекта — поражать воображение, а с пораженным воображением попробуй что-нибудь опиши. В пораженном состоянии я подумал, что это идеальное воплощение компромисса между мечтой русского заказчика и мечтой русского архитектора. Мечтой русского заказчика является дом-замок, дом, способный защищать и держать оборону, с рвами, валами, подъемными мостами и стенами с бойницами. Мечта русского архитектора совсем другая. Есть хрестоматийный дом великого американского архитектора Филиппа Джонсона — стеклянный куб, висящий над землей среди сосен на Лонг-Айленде — вот как-то так мечтается. Если совместить одно с другим, то получится стеклянный блиндаж, врытый в землю. Примерно это и получилось.
Нет, не это. Получилось совсем по-другому.
Зачем ехать жить в Подмосковье? Ведь мало того, что нужно стоять в пробках. Нужно стоять в пробках посреди кошмара нашего пригорода — грязных складов, гигантских рынков, мебельных фабрик, курятников, покосившихся советских хибар и постсоветских коттеджей совсем среднего класса, выстроенных почему-то с видом на шоссе и потом вынужденно отгороженных трехметровыми заборами из ржавого профнастила. Это тяжело для психики — зачем? Затем, что там, за этой пространственной бедой,— природа. В случае с Пироговом — природа идеальная, лес, ставший парком, поле, ставшее гольф-полем, залив, ставший Женевским озером с яхтами. Ну вот, приехали, зашли в дом, и там и остались. Дом площадью 2000 кв. м, пока его весь обойдешь — уже и день прошел.
В Пирогове некоторое время проводился фестиваль "Арт-Клязьма", и от него там остался один забавный объект — "Палатка последнего туриста". Она сделана из бетона и напоминает о том, что здесь было раньше. Раньше было палаточное счастье. Вот эта полянка — твоя гостиная, вот эта — твоя волейбольная площадка, вот здесь твой камин. Есть, конечно, издержки: пахнет гнилыми кедами, комары кусают, двуспального спальника не сыщешь ни в одном сельпо, с санузлом проблемы, мусороудаления не предусмотрено. Взамен, однако, можно наслаждаться природой до безумия и обживать ее, как не снилось ни одному дачнику. Все приобретает значение. Вот эта кочка защищает тебя от соседей, вот этот прогал среди деревьев — твой путь к воде, перепад рельефа между двумя полянками позволяет зонировать кухню и столовую.
Лызлов задался фантастической задачей, а именно совместить ту степень погруженности в природу, которая была в палатке, с той степенью комфорта, которую должен обеспечивать стандарт недвижимости класса "люкс". Первое — максимальное единство с природой, второе — максимальная от нее защищенность. Вместе это и дает тот архитектурный результат, который предлагают его виллы.
Участок, на котором они расположены, не совсем ровный: там имеется перепад рельефа приблизительно в полтора метра. Глаз этого не замечает, но это если просто посмотреть и пройти мимо. А если бы там кто-нибудь поставил палатку и пожил, то очень быстро выяснилось бы, что там образуются несколько полянок, одна чуть выше другой. Ровно так и идут залы внутри дома — один чуть выше другого, один в другой перетекает. Все помещения сделаны так, чтобы, находясь в доме, ты все время чувствовал себя в пространстве, продолжающем то, что снаружи, был отделен от природы только стеклом. Даже бассейн сделан так, чтобы ты плавал в уровне гольф-поля. И с другой стороны, сам рельеф вокруг дома создает ощущение защищенности — где пригорком, где деревьями. Это вообще-то виртуозная работа — в каждом помещении, в каждой точке найти нужную меру включенности в природу и защищенности от нее. Но это проделано. И настолько последовательно, что дом как будто отсутствует на том месте, где стоит — исчезает, то прикрывая кровлю травой, то прячась в деревьях.
Сегодняшний западный архитектурный авангард выстроен на идее случайности: случайные формы, неожиданные повороты пространства, случайные разрывы оболочек — здание выглядит как руины самого себя после взрыва, но руины, выполненные на высочайшем технологическим уровне. У нас, в России, придумали средовой авангард. Идея заключается в следующем. Среда исторического города — это всегда какие-то случайности. Вот здесь когда-то проходил забор, его снесли, а дорога вдоль него осталась. Здесь стоял трехэтажный дом — след его крыши на стене соседнего, пятиэтажного. Этот переулок поворачивает у скверика, раньше тут была церковь, ее снесли — поворот остался. Так вот, нужно строить дом так, чтобы его стена шла по трассе снесенного забора, высота крыши подхватывала линию снесенного трехэтажного дома, а угол заворачивал, как бы уступая место не существующей теперь церкви. Новое здание в результате выглядело таким же необъяснимым, как у современных европейских авангардистов — случайные формы, разрывы, необъяснимые повороты пространств. Однако все эти случайности оказывались выражением каких-то исторических обстоятельств, данью уважения к местным особенностям города.
Это, надо сказать, единственное оригинальное и новое архитектурное направление, которое придумали в России в последние десять лет, и самое модное — так застроена вся Остоженка. Николай Лызлов придумал перенести тот же подход в загородную виллу. Его архитектура следует особенностям местной микросреды. Главное в этом месте — это горизонт, стриженое поле для гольфа, и поэтому его дом прижимается к земле и распластывается по ней, как бы сливаясь с рельефом. Но то, что сначала кажется нам ровным и плоским, на самом деле содержит в себе некоторые пространственные события. Тут выросли елки, тут — какие-то кусты, тут есть небольшие перепады рельефа, впадинки, тут даже яма. Все это мы тщательнейшим образом обдумываем, обживаем, сохраняем и на основе этого получаем структуру домов. Они выглядят как два стеклянных отрезка разорванной синусоиды, которые еще и разрезаются бассейнами. Они то прячутся в землю, то выступают из нее. Но это не случайное формотворчество. Это идеально вписанный в рельеф объем, который создает максимально возможное соединение интерьера с природой.
В ХХ веке так получилось, что частная вилла является идеальным художественным объектом, наиболее полно выражающим идеи той или иной архитектурной моды. Если вы хотите, чтобы ваш дом был похож на привычный дом, то дома Лызлова вам совсем не подходят. Они самое модное, что есть в сегодняшней архитектурной России. Это виллы русского средового авангарда.