авангард
В субботу в Национальной филармонии выступил ансамбль Ensemble Recherche. Немецкий авангард для киевского зрителя оказался гораздо интереснее предпасхальной суеты и ожидания местных музыкальных премьер — семеро музыкантов легко справлялись с самыми, казалось бы, сложными произведениями, превращая порой всю игру в шутку.
Завидев в программе фамилии Шенберга с Булезом и название доискивающейся до музыкальных сердцевин команды Ensemble Recherche, за билетами в филармонию пошли слушатели, знающие, что знаменитый ансамбль из Фрайбурга берется только за те опусы, место которым в музыкальной истории гарантировано, и играет так, что в этом не остается ни малейших сомнений. Пугать публику немцы и не думали. Из Шенберга выбрали Камерную симфонию, написанную в 1906 году, еще до изобретения додекафонной техники, в обыкновенной тональности фа мажор — музыку в постромантическом духе, напоминающую трепещущей фактурой, короткими мелодиями и красивыми секвенциями его же "Просветленную ночь". А из Булеза, которым в нашей Музыкальной академии пугают студентов-композиторов, особенно зарящихся на электронную музыку, была выбрана бодрая "Импровизация для Доктора К.". Эту задорную трехминутную пьеску, первый мотив которой полностью совпадает с "собачьим вальсом", а архитектура проста до смешного, Ensemble Recherche пришлось играть на бис.
Из девяти музыкантов ансамбля в Киев приехали семеро — в соответствии с составом, указанным в играемых партитурах. Но и этим семерым мастерам обращения с вполне традиционными инструментами — скрипкой (Мелизе Меллингер), альтом (Барбара Мауэр), виолончелью (Оза Окерберг), флейтой (Мартин Фаленбок), гобоем (Хайме Гансалес), кларнетом (Шизу Ока) и фортепиано (Жан-Пьер Колло) — хватило чем удивить киевлян.
На примере того же Шенберга научить бы уму-разуму киевских специалистов по новой музыке (в зале из таковых наблюдался пианист Евгений Громов). Быстрая и непрерывная атака звука, ощущение сдерживаемой пружины энергичной музыкальной жизни, невероятная аккуратность и мобильность в переменах фактуры, теплота флейты, цепкость скрипки, нежный кларнет в четверть голоса, бережно подбирающее музыкальный материал после коллег фортепиано.
Трио Сальваторе Шиарино (1975) каждый музыкант играл по полной партитуре, чтобы знать, что происходит у коллег: это музыка эфемерных звуков и призвуков, шепотов и шорохов, чего-то будто бы постороннего, испокон веков населяющего рояль, скрипку и виолончель. В квартете Е. Картера вместо первой скрипки звучит гобой: когда он тянет свое, остальные инструменты молчат, потом беснуются, потом каждый по-своему визжит, и гобоист успокаивает их мягким фрулято.
Пьеса Эмилио Помарико "Ombre tenui Inquieto Parole" для трио духовых посвящена сложной жизни простых акустических элементов. Интересно при этом было смотреть, как на крошечной верещащей флейте играет немаленький герр Фаленбок, а с полутораметровым бас-кларнетом, голос которого драматически мощен, управляется миниатюрная Шизу Ока — наших духовиков едва ли учат, что объем легких для игры на их инструментах дело никак не решающее.
Яснее всего человеческая сущность, казалось бы, интеллектуальных фокусов слышна в пьесе Вольфганга Рима "Цифра IV для кларнета, виолончели и фортепиано". Здесь есть тихое раскрытие звука, резкое выключение и стремительное нарастание громкости, изменение одной ноты от горячей и злой до прохладной и легкой. И игра с рояльными обертонами, остающимися на открытых струнах после кувалдного удара ручищами по клавишам — все эти фокусы оставляют теплый и светлый след. И выходит, что нынешняя жизнь акустической музыки свидетельствует — в переводе на философские максимы — в пользу принципиальной невозможности исчезновения.