гастроли академический авангард
В Светлановском зале Дома музыки прошел заключительный вечер Московской биеннале современных исполнительских искусств, проводимой в этом году впервые. Для финала припасли самый роскошный и передовой проект: ансамбль London Sinfonietta играл сочинения классиков авангарда и композиторов-электронщиков с лейбла Warp Records. На пересечении человеческой и нечеловеческой музыки оказалась ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Ансамбль London Sinfonietta, бывавший у нас во времена перестройки, принадлежит к числу наиболее уважаемых коллективов, специализирующихся на том, что называется парадоксальным термином "академический авангард". Но на сей раз в программе его было немного. Был "Вопрос, оставшийся без ответа" Чарльза Айвза — неустаревающее сочинение столетней давности, можно сказать, начало авангардных начал. И был Камерный концерт Дьердя Лигети — это уже классика высокого послевоенного авангарда, музыка невероятной тонкости и красоты. Англичане, руководимые дирижером Юрьеном Хемпелем, ее исполнили с совершенством. Играть ее совсем непросто, однако еще труднее исполнить ту музыку, которая вообще написана не для скрипок, а для машин, и при этом с помощью аранжировок предложена-таки скрипкам и всем остальным инструментам ансамбля. Такая в программе тоже была, и в этом состоял один из смыслов проекта.
В первую очередь отвесили поклон мексиканскому композитору Конлону Нэнкэрроу, который считается зачинателем машинной музыки: еще в середине прошлого века он начал сочинять для механического фортепиано, придумывая ему головоломные пассажи, которые вроде бы невозможно было осилить человеческими руками. Но английский ансамбль осилил, а продолжил этот ряд уже музыкой нашего времени — компьютерными опытами музыкантов из знаменитой лондонской студии Warp в переложении для акустических инструментов.
Эти опыты объединяются тоже довольно парадоксальным термином IDT (intelligent dance music), обычно характеризуются сложно запрограммированным ритмом и принципиально машинным звучанием, а их авторы выступают под диджейскими псевдонимами — Aphex Twin, Squarepusher. Одной части публики, пришедшей на концерт, эти имена ничего не говорили, но были родными для другой части — той, что предпочитает выражать одобрение свистом, а не аплодисментами. Собственно, диалог, смешение и сравнение этих двух систем — академического концертного зала и клубной культуры — были еще одним важным смыслом проекта. Миры эти вроде совсем разные, а уж в нашей ситуации пока и вовсе не пересекающиеся, но если в обоих случаях речь идет об эксперименте, то почему бы не встретиться и не поговорить?
В московском проекте принимала участие одна из самых показательных артисток Warp — DJ Мира Калликс (настоящее имя — Чэнтел Пассамонте), которая вместе с компьютером исполняла свой фирменный опус под названием Nunu. Вообще-то в нем предполагается участие дрессированных сверчков в количестве 400 штук, которые, подзвученные микрофонами, участвуют в исполнении наравне со скрежетом струнных. Но в Москву сверчков не привезли, обошлись записью их стрекотания и показом подробной жизни насекомых на большом экране, установленном поверх органа. А в антракте на этом же экране Мира Калликс вывесила приглашение переместиться после концерта из Дома музыки в модный клуб Ikra.
Видеоряд — тоже творчество студии Warp — сопровождал почти все номера программы, создавая довольно агрессивное, но выразительное пространство и придавая залу Дома музыки очень прогрессивный вид. Наиболее органично видеодополнение выглядело в "Нью-Йоркском контрапункте" американского минималиста Стива Райха, представляющем собой соревнование кларнетиста Марка ван де Виля с собственной записью. Еще одним солистом в этой программе был пианист Джон Констебль, исполнявший миниатюры Джона Кейджа (сотрясатель устоев иронично назвал свои опусы сонатами) на приготовленном рояле, булькающем самыми фантастическими звуками. Но на фоне всего остального эти опусы полувековой давности, которыми с большим пиететом был прослоен концерт (белый рояль с подсветкой, чинный пожилой пианист, никакого видео), казались практически сонатами Бетховена.
Вечер, свидетельствовавший о нарастании интереса к новой музыке (большой зал был очень прилично заполнен), оказался на редкость симпатичным и в то же время неназойливым. Он представил мир, в котором все со всем отлично уживается: звук и изображение, люди и насекомые, солисты и диджеи, музыкальные инструменты и компьютеры, прошлое и будущее. А уж наше дело — верить в это или нет.