премьера кино
Фильм "Бобби" (Bobby) появился почти сорок лет спустя после реконструированных в нем событий июня 1968 года. Они могли бы дать повод как к историческому фильму, так и к актуальному политическому жесту в пользу американских демократов. Как получилось, что картина Эмилио Эстевеса про убийство Роберта Кеннеди не стала в итоге ни тем ни другим, разбирается АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Не совсем правда и даже, может быть, совсем неправда, что "Бобби" — плохое кино, да и вообще понятия "плохое" и "хорошее" в таких случаях не очень работают. Ну например, хорошо ли сыграла Шарон Стоун парикмахершу, которая тоскует о былой красоте и страдает от измены мужа? Если бы эту роль писали в Голливуде специально для нее, остальным персонажам в картине просто было бы нечего делать. А так в "Бобби" завлекли ни много ни мало 22 заслуженных голливудских артиста, из них как минимум пять суперзвезд. И каждая поработала, надо полагать, за символическое вознаграждение, потому что чувствовала себя причастной к прогрессивной акции, призванной напомнить молодой поросли американцев о том времени, когда страна жила борьбой с милитаризмом и ставила общественный идеал свободы едва ли не выше личного успеха.
Что касается качества режиссуры Эмилио Эстевеса в этом пятизвездном фильме, опять же, пускай это не Олтмен, но с делом справляется. Да и задачи быть Олтменом он перед собой не ставил, хватило рутинных забот с целой мультиэтнической когортой престарелых знаменитостей, среди которых и Гарри Белафонте, и Энтони Хопкинс, и собственный отец режиссера — Мартин Шин. Плюс и для себя Эмилио Эстевес приберег рольку плейбоя-альфонса, гуляющего с собачонкой и терпящего пьяные попреки со стороны дивы-алкоголички (Деми Мур).
В общем, когда фильм — мозаика, важно хоть как-то ее покрепче слепить, а полагать, что она вся будет состоять из жемчужин, было бы наивно и самонадеянно. И фильм катится, и есть в нем живые сценки и диалоги, и приятен настрой на волну свободомыслия, даже если оно выражается в политическом пофигизме, который ведет парочку предвыборных агитаторов с ответственного задания прямо под крыло философа-наркодилера, помогающего им "установить личные отношения с Богом". В конце концов, можно вытерпеть и честную девушку, готовящуюся к фиктивному браку с одноклассником, чтобы спасти его от отправки на вьетнамскую войну, и назойливую чешскую журналистку из "Руде право", которая хочет навязать Кеннеди социализм с человеческим лицом.
Но признать это кино в качестве исторического мешает отсутствие стиля, который мог бы возникнуть из дистанции между автором и материалом, тем более что дистанция почти равна возрасту 45-летнего Эстевеса. Несмотря на усилия гримеров и костюмеров, герои фильма выглядят так, как будто действие происходит сегодня, может быть, потому, что большинство из них мы прекрасно знаем в лицо со всеми запечатлевшимися на нем ухищрениями современной косметологии. Однако и это не добавляет актуальности. Эстевес любит рассказывать про роковую ночь 1968 года, когда он узнал из теленовостей про гибель Кеннеди и, потрясенный, кинулся будить своего отца. Тем более странно, что это личное отношение не отпечаталось в картине, застрявшей между спокойной реконструкцией и политической агиткой.
В конечном счете ей повредило отсутствие режиссерской наглости, которая бывает особенно приятна в правильно задуманных и политически корректных фильмах. Если бы, например, в отеле "Амбассадор", где в день убийства причудливо пересеклись судьбы разных вымышленных граждан, вдруг появилась свидетельница неблаговидной роли Кеннеди-младшего в смерти Мэрилин Монро, это могла бы быть жуткая клюква, но она бы хоть слегка подкислила чересчур сладкий образ демократического кандидата, который складывается из его предвыборных речей (в самом деле проникновенных) и суеты возбужденных сторонников демократического выбора.