Юлия Кристева. "Смерть в Византии"

Наконец на русский перевели роман Юлии Кристевой. Детектив под названием "Смерть в Византии" выпустило издательство АСТ в серии "Интеллектуальный детектив" (перевод Т. В. Чугуновой; иногда блестящий, иногда досадно небрежный, всегда энергичный). Поиски современных серийных и несерийных убийц приводят к разысканиям в истории Византии XI века и крестовых походов, к книге византийской принцессы Анны Комниной "Алексиада". Само включение религиозных древностей в криминальный роман — после остроумного У. Эко и пошлого Д. Брауна — прием уже привычный. Но Византии до сих пор в беллетристике не везло — даже у нас эта тема в странном и обидном небрежении (единственное исключение — исторические романы Фаины Гримберг). Так что одной тематики уже достаточно для интереса к книге. Однако гораздо больший интерес вызывает фигура автора, Юлии Кристевой.


Хотя в издательской аннотации она и названа "известным ученым-лингвистом", в издательстве, видимо, не до конца понимают, насколько "известен" этот "ученый-лингвист",— иначе, я уверен, книгу бы представили с намного большим шумом, которого она и заслуживает. О Кристевой достаточно знать хотя бы немного, чтобы читать любой ее текст с заведомым интересом.

Юлия Кристева родилась в 1941 году в Болгарии, в 1965-м эмигрировала во Францию, очень быстро стала звездой парижской интеллектуальной сцены. Вошла в группу "Тель-Кель", куда входили Ролан Барт, Мишель Фуко и ставший ее мужем Филипп Соллерс. Выдвинула множество оригинальных и влиятельных концепций — в том числе "интертекстуальность", "семиотика", "объектное (безобразное, отторгнутое)". С 1979 года — практикующий психоаналитик. Один из влиятельнейших теоретиков феминизма. 2004 году стала первым лауреатом норвежской премии Гольберга (аналог Нобелевской премии в области гуманитарных и общественных наук).

"Смерть в Византии" — уже четвертый ее роман (до него она написала "Старик и волки" (1991); "Самураи" (1992); "Одержимости" (2000)). Как говорит сама Кристева, "жанр полицейского романа меня привлекает, так как я убеждена (как и Фрейд, который в конце жизни читал только детективы), что общество основано на преступлении. Я сама обратилась к детективу в 1989 году, когда моего отца убили в болгарской больнице. Мы не смогли отыскать убийцу. Отца (без нашего разрешения) кремировали. Мне было очень трудно справиться с этой утратой. В этой ситуации детективный жанр пришел ко мне сам, без всякой моей инициативы".

В романе одновременно и используются, и пародируются ее собственные концепции (иногда упоминается и их автор, "парижский профессор Юлия Кристева"). Роман можно читать как интертекстуальный ответ Иосифу Бродскому, с которым Кристева была знакома и который, с его любовью к радикальным обобщениям, причислял Византию к ненавистному ему Востоку. Для самой же Кристевой Византия между варварами-крестоносцами и фанатиками-мусульманами — это образ современной Европы между Америкой и исламом. Семиотика, по Кристевой,— это работа языка до и между слов. И действительно, собственно сюжетные линии романа — криминальная и любовная — даны как бы между строк, между отступлениями о Византии и размышлениями героев о современном мире, психоанализе и любви. А действующие лица — по обе стороны закона — вполне отвечают кристевской идее расщепленного субъекта, субъекта-процесса.

Но главное — это книга, написанная умно и легко, отстраненной жестокостью и чисто интеллектуальной страстностью напоминающая философские повести Вольтера или Дидро. В ней нет ни тяжеловесности, ни навязчивой иронии; нет самолюбования. Большая редкость по нынешним временам.

Орхан Памук. "Новая жизнь"

Появлением в книжных магазинах еще одного романа Орхана Памука мы, конечно, обязаны Нобелевскому комитету. Однако нельзя не признать, что увенчанный лаврами писатель, у которого всего-то восемь романов, не считая книги о Стамбуле, достоин того, чтобы все они были переведены на русский язык. И "Новая жизнь" тем более — роман отнюдь не проходной, именно с его публикации в 1994 году началась мировая слава писателя.

Внимательный читатель Памука, впрочем, не обнаружит здесь для себя ничего нового. Те же поиски, потери, недоступные загадочные женщины и щедро рассыпанные по страницам знаки. "Однажды я прочитал книгу, которая изменила мою жизнь",— начинает свой рассказ студент Осман. И с тех пор герой бесконечно скитается, то в попытках найти указанные ему в книге смыслы, то в погоне за женщиной, которая впервые указала ему на книгу,— ее имя, Джанан, переводится как "возлюбленная" и к тому же является одним из имен Аллаха. История героя складывается из попыток найти "новую жизнь", на которую указывала ему книга. Но для читателя куда более интригующей оказывается загадка — что же все-таки было написано в книге, которая настолько переменила жизнь каждого ее прочитавшего. Сразу можно сказать, что ответ на нее читатель не получит. Узнает только, что ее автор, пожилой служащий железной дороги, писал ее, как оказалось, под впечатлением от итальянских комиксов и карамелек "Новая жизнь" с забавными стишками в фантиках и признавался сам, что не вкладывал в нее другого смысла, кроме чисто развлекательного.

В "Новой жизни" Памук выступает прежде всего против радикального чтения. За вдумчивое, но против увлеченного, за внимательное, но против того, чтобы детали и символы перекраивали реальность. В романе поклонение одной книге приводит к беспорядкам и убийствам, отец теряет сына, любящий — возлюбленную, польза от книги оборачивается опасностью не прожить собственной жизни. Неважно, что читать, Коран или стихи Данте, важно — как. Правила чтения, которые предлагает писатель, в итоге можно считать универсальными.

Януш Вишневский. "Одиночество в сети"

Януш Вишневский на русском языке раньше не издавался, а он — один из самых читаемых в Польше молодых прозаиков. Ничем особенно его проза не отличается, кроме того, что глотается легко и просто и переваривается моментально. "Одиночество в сети" — как раз пример такого романа одноразового использования. В его основе — калейдоскоп героев, событий, стран, объединенных одной, виртуальной, сетью. В каждой новой главе эти истории складываются в новый узор: мужчины и женщины, их встречи (а чаще невстречи) переплетаются между собой через ICQ и электронную почту. Роман при этом предельно женский: менструальные боли, любовные томления и мечты о ребенке описаны здесь с иногда даже чрезмерным знанием дела. Сочувствуя женщинам, Вишневский даже в чем-то завидует им: его роман о том, как только женщина в современном мире может заслужить свое право на счастье.

Гэвин Претор-Пинней. "Занимательное облаковедение. Учебник любителя облаков"

"Занимательное облаковедение" Гэвина Претора-Пиннея — не простой нонфикшн. Хотя внешне успешно маскируется под научно-популярную книжку, с картами, картинками и серьезным оглавлением с латинскими главами — по виду облаков, от кучевых до перисто-слоистых. Но стоит только начать повнимательнее разглядывать картинки, как все оказывается гораздо забавнее: "научные" иллюстрации вроде схемы образования адвективного тумана перемежаются с "веселыми картинками", на которых в контуре облаков предлагается разглядеть белого голубя, Боба Марли или двух котов, танцующих сальсу. Открывая книгу классификацией облаков, автор закрывает ее главой, посвященной самому знаменитому облаку — Morning Glory, "вселяющему чувство восторга". Вымысел так удачно переплетен с фактами, что даже не особо хочется отделять их друг от друга.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...