В начале фильма Тея Гарнетта, самого "черного" изо всех классических нуаров, бродяга Фрэнк (Джон Гарфильд) подбирает губную помаду, оброненную Корой (Лана Тернер), женой Ника (Сесил Киллеуэй), хозяина придорожной калифорнийской рыгаловки. В финале та же помада падает из мертвой руки Коры, разбившейся в автокатастрофе. Символ замкнутого круга желания, в который попал Фрэнк, вступивший с Корой в почти садомазохистскую связь, вовлеченный ею в убийство мужа, счастливо ускользнувший и от суда, и от шантажа только ради того, чтобы быть казненным за убийство, которого не совершал. Фильм вообще болен клаустрофобией: действие почти не выходит за пределы дома, снят долгими, почти неподвижными планами. Но то, что лежит за пределами дома, еще страшнее. Ночной океан, в котором, чтобы "очиститься", плавают убийцы,— дышащее чудовище, готовое поглотить их. Конечно, в пуританском 1946 году Фрэнк и Кора не могли истово совокупляться на кухонном столе, как это делали герои Джека Николсона и Джессики Лэнж в другой экранизации романа Джеймса Кейна, снятой Бобом Рафелсоном (1981). Но взгляды и движения Ланы Тернер достигают порой почти порнографического накала.