Рай на болоте

опыт

Больше всего на свете бразильцы мечтают покинуть этот суетный мир и попасть в рай. Хотя бы на время. По бразильским понятиям рай находится на болоте. Они едут сюда, чтобы слиться с живой природой — комарами, крокодилами и пираньями. Зачем они туда стремятся, недоумевал корреспондент "Ъ-Туризма" Андрей Иванов.

Любимое слово бразильцев — "параисо" — рай. Так называются улицы и целый район в Сан-Паулу. Наверное, свой параисо есть и в других бразильских городах, однако настоящий рай находится вдали от них.

Называется он Пантанал. Это огромное болото на юго-западе Бразилии, кишащее всевозможной живностью — от крокодилов до, естественно, комаров. Попасть в этот рай просто: нужно заплатить несколько сот долларов за авиабилет и перенестись за тысячу-другую километров в город Куяба.

Здесь вас встречают джип Toyota и сотрудник курорта Порто-Серкадо Маркус. Сам он неместный, из Рио. А его родители и вовсе из Австрии. Но они давно уже чувствуют себя бразильцами. Маркус помимо португальского говорит еще по-английски, немецки, французски, испански. Поэтому и работает на болоте. В последнее время сюда все чаще наведываются гости из Америки и Европы. Из россиян я первый. Способные заплатить тысячу с лишним долларов за билет до Бразилии россияне предпочитают жить в пятизвездных отелях, например, на Амазонке. Но и Порто-Серкадо может угодить любому любителю комфорта. Комнаты с кондиционерами по роскоши не уступают номерам в пятизвездном отеле. Есть несколько бассейнов, а кухня вообще отдельная песня. Но бразильцы едут сюда не ради всего этого (хотя не будь этого — вряд ли бы приехали).

Сразу за пределами курорта начинается дикий мир. Летом, в период дождей, бегство в него из цивилизации начинается с небольшого причала на речке Куяба. Когда моторная лодка отчаливает, вы ловите себя на мысли, что река похожа на Оку в районе Мещеры, но это впечатление обманчивое. Здесь все обманчиво. Бразильцы прикидываются русскими (но об этом чуть позже), птицы — змеями, змеи — шлангами, бревна — крокодилами, а крокодилы — падалью. При приближении людей они оживают и поспешно скрываются либо в воде, либо, повернувшись к людям тылом и горделиво покачивая хвостом, семенят к траве. Они не делают попыток напасть на непрошенных гостей. То ли они считают, что двухметровый журналист — неподходящая добыча для двухметрового крокодила, то ли просто не любят журналистов. Зато они любят лягушек, птиц и рыб. Рыбы отвечают крокодилам взаимностью. А вот и плод такой любви — жакеро, как бразильцы называют крокодилов, застыл на берегу, развернувшись ко мне и Маркусу боком. Всем своим видом, и особенно откушенным хвостом, он говорит: смотрите, люди добрые, что эти рыбы со мной сделали. Звери они после этого, а не рыбы. "Это пираньи,— поясняет Маркус.— Их здесь полно". Я отодвигаюсь от края лодки. "Но сейчас они не опасны,— заметив мое движение, добавляет Маркус.— Не то что во время зимней засухи". Видимо, пираньи бросаются на людей, только перегревшись на солнце. Я вглядываюсь в крокодильи глаза, стараясь увидеть в них скупую крокодилью слезу. Глаза рептилии гипнотизируют. Двумя часами позже, вглядываясь в них сквозь объектив фотоаппарата, я вдруг обнаружил, что нос крокодила находится в 30 сантиметрах от моего. Крокодил обнаруживает это тоже и скрывается под водой с одной мыслью — лечь бы на дно, как подводная лодка.

Фотоохота (нормальная охота, с ружьями, здесь запрещена: как-никак это заповедник и объект экологического туризма) на крокодилов, птиц и капибар (что за зверь, не знаю, но похож на хомячка размером с овцу) продолжается ночью. Под лучами прожектора глаза крокодилов светятся, как две лампочки. Их много на каждом километре.

Ближе к полуночи начинаются культурные мероприятия: кто-то отправляется смотреть видео, кто-то играет в бильярд, но основная часть публики собирается в большом зале с эстрадой. Любимое развлечение отдыхающих бразильцев — бинго, что-то вроде нашего лото. Заметив одиноко сидящего иностранца, они приглашают его за свой столик. Так я оказался в компании юристов, как бывалых, так и новичков, представленных двумя сестричками--студентками первого-второго курсов юридического факультета Куябского университета. Они хорошо говорят по-английски и переводят мне выкрикиваемые ведущим числа. Вскоре со своим испанским я начинаю понимать их и сам. Выкладывая бобовые зернышки на разлинованные листки бинго с цифрами, я не могу отделаться от ощущения, что нахожусь в подмосковном доме отдыха. Бразильцы очень похожи на русских и внешне, если, конечно, они не метисы, мулаты или японцы (бывают и такие), и по поведению. Они просты, естественны и радушны. Если не вслушиваться в их речь, создается впечатление, что говорят они по-русски — настолько близки фонетика португальского и русского.

Узнав, что я из России, мой сосед по столику, адвокат из Куябы, старается использовать момент, чтобы побольше узнать о нашей стране. "Говорят, вы пьете водку?" — делая круглые глаза, спрашивает он. "Всякое бывает",— уклончиво отвечаю я. Ответ вызывает шок — сами бразильцы не пьют. Иногда, правда, они срываются и на следующий день каются друзьям-сослуживцам: "Вчера я столько выпил, целых два бокала пива!"

Сосед оказывается не только юристом, но и шахматистом. "Русские шахматисты — самые сильные в мире! — говорит он.— Ведь Каспаров и Крамник — русские!" Я обещаю ему запомнить эту полезную информацию и сыграть с ним партейку-другую на следующий день. Но на следующий день мне не до шахмат. Утром нас ждет конный поход. На запряженной в трактор железной колеснице (железной в буквальном смысле: она сварена из круглых водопроводных труб), нас транспортируют на небольшую ферму. Там шестерка счастливчиков пересаживается на лошадей. С учетом моего веса (центнер), и роста (185 см) мне выделяют самую высокую лошадь. При этом добавляют, правда, что она очень смирная и понимает команды по-английски. Хорошо, что хоть лошади здесь понимают английский, думаю я, и командую по-русски: "Но, родимая, пшла!"

Комары, донимавшие нас по пути на ферму, больше не беспокоят. Видимо, они переключаются на лошадей. Хочется верить, что когда лошадь входит в реку и бредет по брюхо в воде, примеру комаров последуют и пираньи. Наконец мы добираемся до курорта. "Ну как?" — спрашивает меня Маркус. "Чудесно",— отвечаю я. "Чудесно будет завтра",— загадочно говорит он.

На следующий день я уже в Рио и отправляюсь на очередное интервью. Идти трудно: сказывается час, проведенный в седле. "Что с вами?" — спрашивают меня в очередной солидной организации. "Мы ехали рысью в дневной тишине",— отвечаю я. "Где?" — спрашивают они. "Где-где, в Куябе",— отвечаю я. "О, Пантанал,— они мечтательно закатывают глаза, а потом со вздохом добавляют: — Ну, поговорим о макроэкономике Бразилии". "Поговорим о макроэкономике",— соглашаюсь я, хотя в голове у меня совсем другое.