Вчера в Эстонии состоялись парламентские выборы, ставшие кульминацией многомесячного скандала вокруг памятника советским воинам в Таллине — Бронзового солдата. Партии, входившие в правящую коалицию, как могли использовали этот скандал и в итоге выиграли выборы. Специальный корреспондент Ъ МИХАИЛ Ъ-ЗЫГАРЬ на месте выяснял, кому была нужна эта шумиха.
Памятник оккупации
— Почему в России все так волнуются о Бронзовом солдате? Мы же не спрашиваем у российских властей, почему они сносят какой-нибудь дом в Москве. Вообще не вмешиваемся. Вон у вас в Ставрополе демонтировали стелу, посвященную погибшим во второй мировой. И ничего, никто не возмущался,— втолковывает мне Урмас Паэт, министр иностранных дел Эстонии. Мы с ним находимся в музее советской оккупации. Он стоит почти напротив Бронзового солдата.
— Вы должны понимать чувства эстонцев. В ходе оккупации у нас погиб каждый четвертый. Красный флаг для эстонцев — это не символ освобождения. Памятник оккупантам не может стоять на таком видном месте. Его нужно перенести. На менее видное место.
В музее советской оккупации богатая экспозиция. Здесь выставлены две телефонные будки советских времен. Множество страшных радиол на ножках. Два уродливых автомобиля. А в центре зала — стоматологическое кресло.
Урмас Паэт специально пришел в музей накануне выборов, чтобы рассказать, почему его правительство требует демонтировать Бронзового солдата. Его партия — Реформистская — возглавляла правящую коалицию и наверняка будет формировать следующую.
— Стоял он,— говорю я,— 15 лет совершенно спокойно. И вдруг вы решили его убрать. С чего вдруг?
Из-за тряпичной занавески слышится веселая музыка. Это в кафе музея оккупации молодежь что-то празднует.
— Такая ситуация. У нас приближались выборы. А Россия всегда хотела влиять на политику в Эстонии. Ее цель — показать, что у нас проблемы, что у нас не все в порядке.
— То есть протесты против переноса памятника организованы Москвой?
— Напрямую.
Памятник освобождению
Подхожу к Бронзовому солдату. Рядом с памятником мужчина в черной кепке собирает деньги со своих более юных товарищей. Это Дмитрий Линтер, один из лидеров "Ночного дозора" — так называли себя молодые люди, которые начали в мае прошлого года дежурить у памятника, после того как премьер Андрус Ансип пообещал его убрать.
— Мы же теперь как девушка на выданье. Все про нас знают, все зовут нас к себе. Недавно побывали на съезде "Единой России", а потом сразу — на съезд "Справедливой России". Вот сейчас нас в Псков зовут, тамошняя организация "Последний рубеж",— Линтер поворачивается к товарищам.— Давайте, сдавайте деньги за билеты, вам потом возместят.
Сейчас Линтер и его товарищи, защитники памятника, пытаются пройти в парламент: год назад они создали для этого Конституционную партию.
Прихожу в офис партии. Ее лидер Андрей Заренков жалуется мне, что "Единая Россия" поддерживает не его партию, а центристов министра экономики Эдгара Сависаара. Более того, намекает, что делает это "Единая Россия" небескорыстно.
— Ты смотрел "Бандитский Петербург?" — спрашивает лидер Конституционной партии.
— Нет,— говорю,— не смотрел.
— А помнишь, как там Антибиотик говорил: мы с чухонцев получаем. Вот так и у "Единой России". Она с чухонцев получает. Поэтому и поддерживает Сависаара.
Я пытаюсь выяснить у Андрея Заренкова, почему большинство русскоязычных жителей Эстонии поддерживают не его, а Эдгара Сависаара.
— Во-первых, каждый день по телевизору крутят ролик, в котором Грызлов говорит: Сависаар мой лучший друг. А во-вторых, понимаешь, в России более честные выборы. Там люди голосуют за того, кто им нравится. А у нас люди все о деньгах думают. Они голосуют за того, кто им денег больше пообещает.
— Да, странные люди,— говорю.
— Российским властям нужно выработать концепцию своей внешней политики. Понять, что она хочет и за что ей нужно бороться,— продолжает Андрей Заренков.— В Москве не понимают, что им нужно нас поддерживать. Только мы разделяем позицию Москвы по вопросу оккупации. Все эстонские партии ее признают. Мы только говорим, что никакой оккупации Эстонии не было.
— Совсем?
— Вообще. Было свободное добровольное вхождение в состав СССР. Его одобрил тогдашний президент Эстонии Константин Пятц. Они тут его, кстати, предателем считают, а у меня, видишь, его портрет на стене.
— А пакта Молотова--Риббентропа тоже не было?
— Ну, он был. Ну и что? Понимаешь, Эстония сейчас это плацдарм. Эта проблема специально раздута американцами, чтобы эстонцы сильнее боялись русских и согласились с вводом сюда американских войск.
— А помогает им,— спрашиваю,— американский агент, президент Томас Хенрик Ильвес?
— Американский ставленник. Он ведь работал на радио "Свобода". А те, кто там работали, наверняка прошли через фильтры ЦРУ.
Памятник недопониманию
С Владимиром Вельманом я встречаюсь в ресторане своей гостиницы.
— Да вы позавтракайте спокойно, а потом поговорим,— предлагает он. Владимир Вельман один из самых известных в Эстонии русских политиков. Он идет четвертым номером в списке Центристской партии Эдгара Сависаара, которая ориентируется в основном на русских избирателей. Она входила в прошлую коалицию и, возможно, останется в будущей.
— Эстонцы многого не понимают. Они, например, никогда не пьют на кладбищах. А русские — наоборот. У нас принято. Их раздражает красный флаг. А 9 мая прошлого года как раз около памятника стычка произошла между русскими с красными флагами и эстонцами с эстонским. Это была наша ошибка. Таллинские власти дали разрешение на два пикета: и эстонцам, и русским. Конечно, не надо было этого делать. И пошло-поехало. С одной стороны, эти ребята из Конституционной партии, у которых нет другой идеи, кроме защиты русскости, стали раздувать шумиху. А с другой — премьер взъелся. Закусил удила — и вперед.
— А если памятник перенести в другое место, сразу все успокоятся?
— Да ведь даже многие военные ветераны говорят: если это место в городе настолько раздражающее, давайте найдем более достойное. На военном мемориале, например. Но возникает еще один конфликт. Помимо ветеранов есть еще и военные пенсионеры, которые хотят надеть на себя шинель ветеранов.
— Ага. После выборов, значит, памятник точно перенесут?
— Ну, нет,— мнется Владимир Вельман,— памятник находится в собственности города. А в горсобрании у нашей партии большинство. А пока у нас большинство, памятник останется на месте.
— Но ведь часть депутатов вашей партии голосовала за закон, позволяющий перенести памятник.
— Нет, наши депутаты голосовали за закон, требующий переноса военных захоронений на кладбища. А против второго закона, требующего перенести памятник, мы протестовали. На него как раз президент вето наложил.
— Но ведь под памятником как раз и есть военное захоронение.
— Ну, никто не знает, есть ли там люди, и где точно. Это еще выяснить нужно. А в законах эти странные вещи были. Например, запретили увековечивать память оккупантов — а в Нарве как раз хотят памятник Петру Первому поставить. Теперь не смогут.
— А Петр Первый — первый русский оккупант?
— Ну, не первый. Первый был Иван Грозный.