Вечный бой
«Фландрия» Брюно Дюмона
Смотрел ИГОРЬ ТЕРТИЙ
Брюно Дюмон, начиная со своей дебютной картины "Жизнь Иисуса", ходит в фаворитах у критики и жюри международных фестивалей. В 1999 году за фильм "Человечность" он получил три награды Каннского фестиваля, оставив с носом всю мировую режиссерскую элиту. В прошлом году в Канне его уже рассматривали в числе главных претендентов на Золотую пальмовую ветвь, и постановщик не обманул ожиданий — его фильм "Фландрия" завоевал высший фестивальный трофей. Для фестивалей радикальное авторское кино, которое невозмутимо снимает Брюно Дюмон,— конечно, лакомство. Долгие выразительные пасторальные планы, очень мало слов и психологии, экстремальное насилие в кадре. "Фландрия" открывается пейзажами чавкающих грязью дорог, ссутулившегося от дождя леса, мокрых лугов, а продолжается сухой и равнодушной африканской пустыней, чтобы снова завершиться убожеством деревенского трактира и бродящими между сараями на фермерском подворье свиньями и гусями. Дюмон, безусловно, рассказывает о современном мире, но с позиции эпической. Люди, по его убеждению, меняются еще медленнее, чем ландшафты, оставаясь в сути своей дикими варварами, рабски подчиненными зову страстей и инстинктов. Возможно, главный из них — жажда обладания.
Во "Фландрии" режиссер ставит жирный знак равенства между тем, как мужчины сражаются за желанную женщину, а армии — за вражескую территорию. Любовный треугольник, который образовали в деревенской глуши болезненно чувственная девушка Барб (Аделаида Леруа) и два ее ухажера — неотесанный молчун Деместер (Самуэль Буаден) и щеголеватый Блондель (Анри Кретель), будет сплющен в линию только жертвой одного из соперников. И именно тогда, когда предельно ослабятся узы цивилизации,— на войне, где невесть зачем окажутся односельчане. Впрочем, чтобы утолить свою месть, ревнивцу надо будет избавиться от оков морали кардинально — почувствовать вкус крови, издеваясь над стариками, убивая детей, насилуя женщин.
Все-таки Брюно Дюмон неслучайно снимает непрофессиональных актеров. Для него, очевидно, принципиально помнить, что на месте его нерефлексирующих героев может оказаться каждый из нас.