Уж как ни любят нынче в оперной Европе всякий XVIII век, однако любят с некоторой избирательностью. Вот, например, Глюк — уж если его теперь полюбили столь пламенно, что дивы уровня Чечилии Бартоли записывают целые альбомы его оперных арий, то, казалось бы, самое время выпускать на передовые сцены чего-нибудь малоизвестное, то есть, выражаясь по ситуации, свеженькое. Ан нет, "глубокие, пленительные тайны" "великого Глюка" (как выражается пушкинский Сальери) оперный менеджмент предпочитает публике демонстрировать на примерах более или менее знаменитых. "Орфея и Эвридики", например.
Впрочем, и среди таких знаменитых вещей есть пасынки, и поэтому примечательно, что прославленная режиссерская двоица из Штутгарта Йосси Вилер и Серджио Морабито взялись именно за "Альцесту", которую знает не то чтобы каждый. Экспериментальная работа, чуть ли не более прочих "реформаторских" опер Глюка приближенная к стандартам античной трагедии (в основе либретто — "Алкеста" Еврипида), еще современников смущала своим сурово-мрачным настроением. Настроение, несмотря на переделки, преобладало что в первой, венской версии оперы, что во второй, парижской (каковая и представлена в этой записи, да и вообще исполняется чаще). Миф об Алкесте (Альцесте), верной жене фессалийского царя Адмета, пожертвовавшей собой ради спасения мужа (но затем избавленной от гибели благодаря силовому вмешательству Геракла), у Глюка представлен так, что даже симпатизировавший композитору Руссо отозвался об опере в том смысле, что, мол, в ней все только мечутся от страха к скорби и обратно.
Представляя себе энергично-запальчивый до отвязности стиль Вилера и Морабито, велик соблазн еще заранее при мысли об их "Альцесте" припоминать гумилевских "краснощеких афинских парней, хохотавших над Еврипидом". Явно насмешливые моменты в спектакле, перенесенном куда-то в 1970-е, тут есть — к примеру Геракл (Михаэль Эббеке) с внешностью несколько потрепанного супермена из комиксов, ради схватки с божествами преисподней рядящийся в Фантомаса. Но в основном постановка, чем-то напоминающая недавнего генделевского "Геркулеса" в постановке Люка Бонди, подчеркнуто серьезна, и даже ирония в ней все больше сумрачная. Чего стоят главные персонажи — состаренный, одышливый, тучный Адмет (Дональд Кааш) или изображающий маньяка в интеллигентских очочках Йохан Рид, оказывающийся тут и жрецом Аполлона (читай: баптистским проповедником, держащим в кулаке скучную и туповатую паству), и богом смерти.
Другое дело, что цельности и логичности получившемуся спектаклю все же недостает — так и не смогли режиссеры как следует приноровиться к мрачно-сентиментальному языку "Альцесты". Ну, получилась Альцеста (Катерина Наглестад) нервной буржуазкой, которая, впрочем, искренне любит мужа, ну, действительно жалобно выглядят страдания супругов, из которых кто-то один должен умереть, но остальное рыхловато. Попытались было заменить всевластие рока людскими интригами и махинациями, однако выглядят те натянуто и смутно. Главное, ради чего все же стоит смотреть эту запись,— музыкальная часть. Причем даже не столько вокальная — за исключением великолепной Катерины Наглестад, с франкоязычным вокалом солисты справляются довольно средненько. Зато благодаря молодому дирижеру Константиносу Каридису оркестровые и хоровые эпизоды звучат здесь на по-настоящему заметном уровне.
Gluck. "Alceste" (ArtHaus)
