премьера опера
Современные оперы так редко появляются на сцене, что каждая премьера становится событием. Тем более если опера написана по мотивам такого популярного кинофильма, как "Орфей" Жана Кокто. За потусторонними путешествиями героев Жана Кокто на сцене Ландестеатра в австрийском Линце наблюдал специально для Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Снятый в 1949 году "Орфей" Жана Кокто был культовым фильмом своего времени. Куда более культовым, чем пьеса самого Кокто, по которой фильм снимался. Не только исполнители главных ролей Жан Маре и Мария Казарес восхитили публику. История о поэте, в которого влюбилась недобрая, но влиятельная принцесса, последующие события, связанные с соблазнами, смертью и возвращением из потустороннего мира, прочитывалась как метафора жизни художника в современном обществе.
Среди поклонников Кокто оказался и композитор Филип Гласс. Один из столпов минимализма в американской музыке провел тогда немало времени в Париже, где учил французский, дружил с интеллектуалами и просиживал в богемных кафе Сен-Жермен-де-Пре. Одним из последствий этого счастливого времяпрепровождения стали целых три оперы, написанные Глассом по мотивам произведений Кокто: следом за "Орфеем" он перенес на сцену "Красавицу и чудовище", а также "Трудных детей", пьесу Кокто, экранизированную в свое время Жаном Пьером Мельвилем. Над двумя последними Филип Гласс работал вместе с режиссером Робертом Уилсоном, с которым разделил успех "Эйнштейна на пляже", произведшего в 1973 году переворот в оперном мире.
В Ландестеатре Линца несколько лет назад уже играли Гласса — руководитель танцевальной труппы в Нюрнберге Даниэла Курц, поставившая теперь "Орфея", инсценировала вместе с дирижером Дэннисом Расселом Дэвисом "Путешествие", причем настолько успешно, что сейчас появился компакт-диск с записью той постановки. Нынешний спектакль, сделанный с тем же дирижером как раз к 70-летию Филипа Гласса, тоже впору записывать, причем сразу на DVD, настолько он зрелищный.
Декорации и костюмы Штефана Моргенштерна и самой Даниэлы Курц под стать простоте музыки: сцена пустынна, зато каждый предмет на вес золота. Наиболее странный — радиоприемник, по которому Орфей (его партию замечательно поет Мартин Ахрайнер) слушает таинственный голос, перечисляющий ряды загадочных цифр. Или кровать, где так недолго блаженствует Эвридика (Аня Нина Барман; в очередь с нею поет Алеся Милютина). Но главным оказывается, конечно же, собственно зеркало, через которое герои переходят из одного мира в другой, куда смотрятся и всматриваются или куда боятся смотреть.
Порой зеркала множатся, в них возникают созданные на компьютере образы, и от этого только усиливается чувство тревоги и страха. Это чувство пронизывает собой всю партитуру, а не только те ее части, что связаны с мигом смерти и жутковатыми образами принцессы (готическая по стилю партия Гото Грисмайер) и ее помощника Эртебиза (Юрий Чобану). Оно не оставляет и в финале, который может быть истолкован не только как прекращение жуткого путешествия в мир теней, но и как счастливое пробуждение Орфея вблизи Эвридики после кошмарного сна. Кинематографическая скорость, с которой происходит действие, напоминает агрессивный монтаж, но при этом не противоречит медитативному характеру музыки. Мало кто еще способен передать в таком темпе историю о том, как поэта вдохновляет встреча со смертью. Сказывается киноопыт самого Филипа Гласса: он создал музыку к сотне фильмов, в том числе к таким как "Кундун", "Часы" и "Коянискацци".
Либретто для 100-минутной оперы (в Линце ее распилили антрактом, что даже хорошо: минимализм неискушенному слушателю в сверхдозах опасен) композитор писал сам. Обычно он привлекал для подобной работы литературных звезд уровня Алена Гинзберга и Дорис Лессинг, а основой большинства его опер служит классика, от Эдгара По и Франца Кафки до недавнего нобелевского лауреата Джозефа Максвелла Кутзее. Но с Жаном Кокто композитор решил разобраться лично, тем более что способ, который он избрал для работы, довольно оригинален: Гласс воспроизвел практически все диалоги, звучащие в фильме. Получилось, конечно, не так величественно, как с идеей Дмитрия Шостаковича, мечтавшего пропеть весь текст гоголевских "Игроков", но тоже впечатляюще. Тем более что Глассу, в отличие от Шостаковича, удалось завершить свой проект.
Основой оперного сюжета стала не многовековая традиция, берущая свое начало в античном мифе, операх Якопо Пери, Монтеверди и Глюка, но продукция ХХ века, причем в самом зрелищном его изводе — кино. Чарующе красивых арий здесь немного — оптимистичной трактовку Орфея у Гласса не сочтут даже его поклонники. Зато перерождение в оперном формате классического кинофильма оборачивается сложнейшей игрой. Орфей у Филипа Гласса путешествует не просто в мир теней, но по всей культуре — от античности к Возрождению, от барокко к парижской художественной сцене, из театра в кино, из Америки, Кембриджа, где в свое время прошли премьеры глассовских опер, в австрийский Линц, сотканный из позднебарочной архитектуры и новейших компьютерных технологий.