премьера танец
В старейшем лондонском театре Sadler`s Wells прошла премьера программы с красноречивым названием "Sampled" (товар, выставленный для продажи). Представив танец как продукт, театр доказал, что он — искусство, считает ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Если бы королевский землемер Дик Сэдлер, построивший в 1683 году Музыкальный дом в глухой деревушке к северу от Лондона для изящного времяпрепровождения на лоне природы, узнал, что и спустя три с лишним века это место останется одним из популярнейших в городе, он бы наверняка возгордился. Но дома бы своего не узнал — за это время здание перестраивалось пять раз и в 1998 году превратилось в огромную краснокаменную коробку со стеклянным фасадом, сквозь который видны внутренности театра до самого "позвоночника" — задней стены. В этом "аквариуме" прописались танцевально-музыкальные деятели всех разновидностей — от классической труппы Английского национального балета до самых крутых экспериментаторов. Свою принципиальную демократичность театр проявляет довольно радикально: на многих представлениях в партере убирают кресла — публика, как и во времена основателя Сэдлера, стоит перед сценой густой толпой, что немало способствует непринужденности проявления эмоций.
Вот для такой принципиально смешанной публики театр и выстроил программу "Sampled", собрав шесть блистательных коллективов, представлявших самые разные виды танцевального театра — от старушки-классики до новорожденного jump. Танцассортимент расписывали, комментировали, вышучивали две "продавщицы"-конферансье, постоянно вступавшие в забавные перепалки друг с другом и с залом. Начали с товара подоступнее — с авангарда. Израильтянин Эмануэль Гат с партнером Роем Ассафом в композиции "Зимний путь" на музыку Шуберта представлял "пространственный" танец. На первый взгляд он выглядел совсем несложным: бег, шаги и волнообразные движения корпуса и рук. Но эти исходные общечеловеческие движения были скомпонованы и исполнены с такой виртуозностью и композиционным совершенством, что рождали чуть ли не галлюцинации.
Казалось, эти лысые мужики — могучие, стремительные и пластичные, как животные,— действительно повелевают пространством. Без всяких световых ухищрений оно то съеживалось до замкнутой коробки, сплющивая-сплетая тела танцовщиков, то распахивалось до потери границ, разметая артистов по углам и образуя в центре сцены какую-то черную дыру, препятствующую их сближению. Формальные приемы танца производили неотразимо эмоциональный эффект — всю шубертовскую романтическую печаль и одиночество сконцентрировали израильтяне в своем бесхитростном, но таком сложном танце.
По контрасту сработали корейцы, родоначальники jump — труппа YEGAM Theatre так и назвала свою миниатюру. Jump основан на приемах тхеквондо, акробатике и прочих восточных единоборствах — в сущности, это кино, перенесенное на сцену театра. К чести артистов, они обыграли национальную фишку с иронией, представив корейский вариант знаменитой американской семейки Симпсон: дедушка-самодур, забитый папаша, отвязная внучка, пьяненький дядюшка, боевая мамаша. Вся эта орда по велению деда без конца оттачивает боевое мастерство: колотит кирпичи об головы, размахивает ногами, как мельничными крыльями, вращает мечами и нунчаками, подпрыгивает выше головы и без конца попадает впросак — то палец папаша себе отрежет, то мамаша лягнет дочку по уху, то дядюшка брякнет кирпич об голову деда. Впрочем, комикование завершилось большим акробатическим па — чудики отбросили свои шуточки и запрыгали-закувыркались с киношным совершенством.
Труппа Jasmin Vardimon Company в спектакле "Justitia" представляла "физический" театр. Этот очень физиологичный и подчеркнуто брутальный вид танца основывается на движениях, которые даже смотреть трудно, не то чтобы исполнить. Например, танец на коленях, или танец вывороченных рук, или многократно повторенные прыжки на пределе возможностей, или дуэт, в котором партнер швыряет свою даму, как тряпичную куклу. Физические усилия артиста передаются зрителю — он чувствует фантомную боль в своих измочаленных коленях или треск вывороченных суставов. А физиологичность зрительских ощущений рождает их эмоциональное переживание — чувство униженности, подавленности, ярости или ликования. Вот этой игрой на нервах публики хореограф Ясмина Вардимон и ее танцовщики владеют мастерски — юмористический спектакль, в ходе которого над каждым нелепым персонажем устраивалось что-то вроде товарищеского суда с детальным разбором недостатков и достоинств, превратился в трагикомедию с участием всего зала — каждый зритель ощутил себя подсудимым.
На фоне этого живого искусства антиквариат, выложенный на сцену театра "Сэдлерс Уэллс" во втором действии торгов, отдавал пылью музейных запасников. Знакомая москвичам пожилая испанка Эва Эрбабуэна играла роскошным платком, лягала пышный оборчатый хвост платья, закручивала крендельком короткие ручки, морщила низкий лоб, раскорячивала короткие ноги и топотала каблучками, стук которых спасительно заглушал ударник — фламенко в таком варианте выглядело столь же увядающим жанром, как и его знаменитая исполнительница. "Черное" па-де-де из "Лебединого озера", исполненное звездами Американского балетного театра Джулиан Мерфи и Анхелем Корейей, смахивало на заключительную часть корейского jump — отменно исполненные трюки классического экзерсиса не сложились в осмысленный танец: запомнились отдельно коварная ухмылка Одиллии, похотливые ручки принца на ее талии, фуэте с тройными оборотами, роскошный большой пируэт и скромно сверченные двойные туры.
Музейную пыль постарались стереть хип-хопом — его представляли европейские короли этого танца — французы с композицией "Drop it!". Попытка театрализовать уличную импровизацию оказалась помпезной и унылой: битых 20 минут одетые роботами танцовщики избавлялись от своих золотых лат и дискретной пластики механических кукол. Мучительное оживание и не менее мучительное ожидание публики закончилось пшиком — каскада трюков так и не последовало, лишь главный "робот" свертел на голове свои 32 фуэте. Но сама идея экскурса в танцевальные дебри оказалась завлекательной и поучительной.